Страстная вовлечённость Бронте в коллизии своих героев заражает читателя: не один критик отмечал, что Шарлотта Бронте умела завоёвывать «непререкаемую» психологическую власть над умом и чувством. А так как она сама была сильным человеком, то постепенно, по мере развития её художнического миропонимания, она учит и своего читателя постигать действительность в «жёстком свете реальности»,
не приукрашивая её и отказываясь от всяческих иллюзий. Это своеобразное движение писателя от «иллюзии к реальности» было признаком человеческой и творческой зрелости, углублённого самопознания и познания окружающего мира. Вот почему её произведения, её нравственный мир – настоящая школа воспитания чувств. Очень важно для читателя, для английского читателя в частности, то, что Бронте запечатлела в своих героинях лучшие черты национального сознания, национального характера. Тут и потребность отстаивать свои права и держаться за них, если приведётся, «как мученик за веру», и независимость духа, и отрицание всякого рода тирании. Вот это отрицание не принимала другая английская писательница, Вирджиния Вулф, известная отрицательным отношением к «устаревшему», по её словам, критическому английскому реализму, «реализму Уэллса, Беннета и Голсуорси». В одной из своих критических работ она высказала надежду, что женщины-писательницы XX столетия перестанут «проклинать» и займутся наконец «настоящим искусством». В работе «Собственная комната» она высказала даже предположение, что «гнев» известных писательниц века XIX (таких, например, как сёстры Бронте и Гарриэт Бичер-Стоу), дух протеста, пронизывающий их творчество, во многом зависел от того, что они творили в самых неблагоприятных житейских условиях. И действительно, всемирной известностью пользуется тот факт, что Г. Бичер-Стоу написала свой знаменитый антирабовладельческий роман «Хижина дяди Тома» на уголке кухонного стола – больше ей негде было работать. Немудрено, что произведения писательниц прошлого полны ниспровержений, – развивала Вирджиния Вулф свою мысль, – но не пора ли перестать отрицать, вопрошает она, теперь, когда обстоятельства изменились к лучшему и в тиши своей «студии» можно творить, наслаждаясь обретённой свободой? Ведь это «фатально» для женщины хоть как-то акцентировать любую неприятность и защищать какое бы то ни было справедливое дело – это «фатально» для произведения искусства.Нельзя представить себе ничего более чуждого психологии творчества Шарлотты Бронте. Её нравственный мир отрицал и сейчас существующий порядок вещей, при котором моральное оскудение человека, агрессивное стяжательство, духовная эксплуатация личности, психологическое и материальное закабаление обществом считаются нормой и закономерностью. Это отрицание – её завет будущему. «Жизнь есть борьба, и все мы должны бороться», – провозгласила она свой девиз в тесных и холодных стенах хауортского дома, и её услышали во всём мире. Творчество Шарлотты Бронте переросло национальные и временные границы, оно принадлежит всем и каждому.
Жизнь Шарлотты Бронте была неустанной борьбой духа, не только страдавшего, но выстоявшего в борьбе и сумевшего житейские поражения переплавить в творческую победу. Обделённая многими радостями бытия, она трагически рано умерла, когда, говоря словами одного из её ранних стихотворений, слава, а может быть, и счастье «нашли её дома».
Тем не менее силой своего таланта и мужественной борьбой она завоевала право на вечную жизнь в искусстве, о чём свидетельствует и её двухсотлетний юбилей.