Стук в дверь был негромким, но Хааст проснулся. Жена тихо посапывала во сне. Распятье над кроватью поблескивало в лунном свете. Хааст посмотрел на часы – 2.30. «Может быть, что-то случилось на базе?» – подумал он, поднимаясь с кровати. Пол был холодным. Хааст отыскал тапки и пошел открывать.
– Кто вы? – сонно спросил он стоявшую на пороге светловолосою девушку. Одежды на ней почти не было, если не считать тонкую, прозрачную накидку, под которой хорошо просматривалось худое тело. – Почему вы в таком виде?
– Я… – девушка обернулась, словно ища поддержки у невидимого спутника. – Я должна кое-что рассказать, – тихо сказала она, почти шепотом. Хааст напомнил ей, который час. – Я должна кое-что рассказать, – настырно повторила она.
– Идите домой, – посоветовал Хааст, но дверь закрывать не стал. Молодая грудь под прозрачной накидкой девушки вздрогнула. Небольшие соски набухли от холода. Ветер осторожно перебирал длинные белые волосы. – Где вы живете?
– Далеко.
– Далеко? – Хааст подумал о жене и что она скажет, если он впустит эту девушку в дом. – Как же вы оказались здесь?
– Саддук.
– Что?
– Саддук перенес меня из моего мира в ваш.
– Сад-дук? – переспросил Хааст, пытаясь разглядеть зрачки девушки. «Нет, на наркоманку не похожа», – думал он.
– Саддук управляет нашим миром, контролирует природу и все физические и биологические процессы…
– Пожалуй, лучше пройти в дом, – сказал Хааст, пытаясь взять девушку за руку. Она вырвалась. Шарахнулась от него как от огня. – Что с вами? – опешил Хааст.
– Никогда… Никогда не смей прикасаться ко мне! – прошипела девушка.
– Успокойтесь…
Хааст снова попытался взять ее за руку. И снова она вырвалась. Вырвалась и побежала прочь. Порыв ветра растрепал ее длинные волосы и неприлично поднял к поясу прозрачную накидку.
– Стойте! – кричал Хааст, пытаясь догнать ее. – Прошу вас, стойте!
– Бертина! – закричала девушка, останавливаясь возле высокого забора. – Где ты, Бертина?!
Хааст схватил ее за плечи и повалил на землю. Она не сопротивлялась. Лежала под ним и продолжала звать кого-то, но голос с каждым новым мгновением становился все более и более безнадежным…
Горы. Бертина оставила защитный кокон, позволяя ледяному ветру коснуться ее тела. Заиндевелые окна долго не хотели оттаивать от ее дыхания, но в конце ей все-таки удалось отогреть небольшой участок, чтобы заглянуть в дом. Джаад сидел возле камина, слепо исследуя лицо десятилетнего мальчишки с черными кудрявыми волосами. Зрение покинуло его, словно в наказание за принятое им решение. Этот мир был слишком ярким, слишком сочным для слабых глаз, здоровье которых поддерживал Саддук. Когда Бертина последний раз навещала своего возлюбленного, он еще что-то видел. Сейчас же был совершенно слеп. Слеп, но не печален, и это сводило Бертину с ума. Ей хотелось войти в дом и рассказать этому слепцу, как она поступила с его женщиной. Как она поступила с той, на которую он променял ее. Рассказать и увидеть боль и страдания на этом родном лице. И когда из невидящих глаз польются слезы, она рассмеется. И это будет ее месть, которая убьет любимого человека, ставшего ей ненавистным. Но именно поэтому, чтобы продлить мучения, она никогда не сделает этого. Она будет приходить сюда и упиваться своим триумфом. И жить. Жить так долго, как только сможет, чтобы увидеть мучения всех, кто предал ее и заставил страдать. И никто не сможет спасти их от этого гнева…
Фрай. Флаиа смотрела то на него, то на Хааста и понимала, что они не верят ни одному ее слову. Преданная и всеми забытая. Гнев бурыми пятнами покрывал ее бледные щеки, пронзал насквозь естество, и не было от него спасения. «Возможно, – думала Флаиа, – виной всему этот несовершенный мир, который пропитан ненавистью и гневом. Он здесь повсюду, как вирус, от которого нет спасения. Он заразил Джаада, проник в сознание Бертины и вот теперь подчиняет меня. И власть его с каждым часом становится все сильнее».
– Да поверьте же мне! – закричала Флаиа, вскакивая на ноги.
Стул с грохотом опрокинулся на пол. Пальцы сжали горлышко графина, который стоял на столе Фрая. Ведомая гневом рука занесла его над головой. Вода полилась на пол, струясь и извиваясь по худому телу. Лицо Фрая было таким близким, таким самодовольным – идеальная цель. Хааст перехватил руку разгневанной девушки. Стальная хватка сдавила запястье. Флаиа разжала пальцы. Графин упал и разбился. Зазвенело стекло. Гнев не находил выхода, сжимая сердце бессильной яростью.
– Ненавижу! – верещала Флаиа. – Ненавижу вас всех!
А Фрай уже вызывал санитаров и набирал в шприц лекарство для внутривенной инъекции…