Шаромыжники

— Мистер Джонсон! — окликнул я ушедшего вперёд проводника. — Остановитесь!

Ну да, "мистер", несмотря на то, что сейчас я являюсь нанимателем для бывшего солдата. Вежливость в этих краях ещё никому не мешала, тем более при общении с человеком, который в течении месяца таскался с вами по лесам и каменным осыпям, и ещё столько же, вероятно, будет вести вас обратно к цивилизации. Друзьями за время пути мы с Томом не стали, но в целом его отношение ко мне из отстранённо-нейтрального перешло в позитивное. Как говаривал один басмач-контрабандист, "дорога короче, когда есть хороший попутчик". А я ведь в прошлом (или будущем — как посмотреть) тоже малость поконтрабандитствовал, так, исключительно из-за коллекционерского зуда, на чём и погорел. Так что мы с Чёрным Абдуллой, в некотором роде, коллеги.

— Что случилось, мистер Шеваль? До жилья еще далеко.

— Нужно кое-что уточнить.

Я извлёк из успевшего за время путешествия поистрепаться ягдташа листы карт и, развернув их, прикрывшись от ветра за заснеженным валуном, принялся сравнивать с окружающей местностью: так, мелкомасштабная показывает соответствие: вон, по правую руку в море виднеется заросший лесом остров Маунт-Дезерт, он самый большой поблизости. Мелкие острова тоже имеют место быть, они, в отличие от истыканного красными метками старшего собрата, на карте просто обозначены контурами. Ну, и на том спасибо, что и там не захотели искать места для закладок. Добро, поглядим, что у нас на крупном масштабе. Так, левее у нас мысок, от которого в море тянется цепочка скал. Где это? А, вот оно, наше местоположение на карте. Плюс-минус лапоть всё понятно. Красных меток поблизости всего две, но мне много и не нужно: "клад" зарывать придётся только один.

Откровенно говоря, за время путешествия сюда болтающийся в заплечном мешке ящик, в котором упакованы засмолённые бутылки с отчётом и списком требуемого, флешками, микрокамерами, батарейками и мешочком с прочей неработающей электроникой. Не уверен, что всё это в двадцать первом веке найдут в неповреждённом состоянии, если вообще найдут, но во время коллективного обсуждения в Нью-Йорке мы порешили, что от лишних артефактов из будущего нужно избавляться, дабы у местных обитателей не возникало к нашей троице нехороших вопросов по поводу их происхождения. Как ни странно, американцы тут — люди весьма суеверные и излишне, на мой взгляд, религиозные. Не все, разумеется, но рисковать всё-таки не стоит: мало ли какой пастор-параноик посчитает мобильную рацию или ещё что-то "сатанинским изделием" и напроповедует про нас чего-нибудь нехорошего. Колдунов тут вроде бы уже не жгут, но что-то не хочется испытать на собственных шкурах американскую народную забаву с вымазыванием в смоле и вываливании в перьях. Мишка вообще предложил было попросту утопить всё лишнее, но Додик упёрся: ему, видишь ли, требуются материальные доказательства невыживаемости электроники при прыжке за временнУю черту, и вообще, пусть в двадцать первом веке всё это списывают, как пришедшее в негодность не по его, начальника экспедиции, вине. Даже не думал, что этот молодой человек окажется таким бюрократом в некоторых вопросах.

Встряхнул головой, отгоняя воспоминания, и вновь обратился к проводнику:

— Похоже, мистер Джонсон, мы добрались до необходимого места. Сейчас закончим с делами, и можно будет возвращаться.

На лице Тома отразилось недоверчивое удивление. От меня не укрылось, как он, стараясь двигаться небрежно, переместился так, что лошадиный круп оказался между нами, а мушкетный ствол как бы невзначай лёг на сгиб локтя покалеченной руки:

— Добрались, мистер Шеваль? Но куда? Вокруг нет ни одной христианской души на несколько десятков миль, не считая усадьбы старого Викстрёма. Что добрым людям делать на этой пустоши?

Голос у бывшего солдата напряжён: он, хотя и не проявляет открытой агрессии, явно морально готов к неприятностям. Понять можно: мы тут одни, а звериных шкур за время путешествия охотник добыл прилично. А шкурки — это деньги, и деньги немалые, даже невзирая на то, что на трапперах нагло наживаются мехоторговцы в больших городах. Белый охотник за бобровую, например, шкуру может получить до двадцати долларов, а барыга тут же перепродаст её за семьдесят. Законом такая спекуляция не запрещена, ну а если траппер попытается качать права — так всегда пожалуйста: обращайся, мил человек, в суд. Надо ли говорить, что судья давным-давно ест из рук богатейших торговцев и незачем сомневаться, в чью пользу будет вынесен вердикт? Но белому ещё повезёт заработать двадцатку. Я уже говорил, что "Браун Бесс" обошлась мне в двенадцать? Так вот индейцу, чтобы получить такой мушкет, нужно отдать купчине ТРИ шкуры бобра. Причём порох, обработанные кремни и свинец для пуль краснокожему предстоит выменивать за совершенно отдельную плату. Когда-то персонаж Михаила Боярского сказал об Америке: "Запомните, джентльмены: эту страну погубит коррупция". Думается мне, джентльмены, он был совершенно прав.