Шаромыжники

— Чего не знаю, дорогой мистер Джонсон, того не знаю. Должно быть, мой приятель нашёл очень хорошего художника. Я при этом не присутствовал, рисунки мне передали.

Блин, прямо неудобно дурить этого наивного парня!

— Кстати, мистер Джонсон! Не хотите ли взглянуть на то, из-за чего мы столько шли? Тут нет никакого секрета. — С этими словами я вытянул цепляющийся углами за ткань мешка ящичек.

Человек со времён Адама существо любопытное, хотя допускаю, что Дарвин прав, и любознательность сидит в нас от той самой обезьяны-прародительницы, решившей проверить, что будет, если попытаться дотянуться до недосягаемого плода не лапой, а длинной палкой. Том не был исключением: распечатки летне-осенних пейзажей этого побережья на качественной фотобумаге изумили его настолько, что паранойя как-то незаметно испарилась, уступив любопытству. Его внимание сосредоточилось на ящике. Ну что ж, похоже, "кризис доверия" мы миновали благополучно.

Сделав вид, что напрочь забыл о висящем за спиной собственном ноже я, как о товарищеской услуге, попросил проводника помочь вскрыть ящик, что тот и сделал, просунув свой клинок под приколоченные доски и отжав их по очереди без повреждения собственно гвоздей. Содержимое ящика также не оставило его равнодушным и он был явно раздосадован, когда на его вопросы я ответил, что понятия не имею ни о назначении всех этих предметов, кроме бутылей и письма и что лично я потратил денег на дорогу сюда гораздо больше, чем заплатил за них. Между прочим, вторая часть утверждения — истинная правда: я сам не вложил ни цента в приобретение этой чёртовой электроники, всем занималась "армянская мафия".

К счастью, проводник поверил и крайне презрительно высказался о "малахольных европейских учёных", готовых платить хорошие деньги за сущую чепуху: "ведь ваш приятель-контрабандист не станет гонять судно через океан, не надеясь сорвать хороший куш, мистер Шеваль: уж я-то эту породу навидался!".

Не стоило большого труда уговорить Тома помочь в поиске конкретных каменюк, предназначенных для посылки. Правда, ситуация осложнялась тем, что снимки, распечатанные армянами, были сделаны в конце лета или начале осени, а сейчас окружающий ландшафт, покрытый снегом, выглядел несколько иначе. Но хороший охотник — он и в Америке охотник: как и следовало ожидать, каменную глыбу, в которой ветер или вода умудрились проделать сквозную дыру причудливой формы, первым обнаружил именно он. Дальнейшие поиски стали бесполезны, и после сорока минут ковыряния в каменистой почве вновь заколоченный и обмазанный расплавленным на маленьком костерке воском ящик был помещён в неглубокую яму, засыпан и по мере возможности замаскирован от возможных любопытных взглядов…

…

Когда мы завершили "отправку посылки в будущее", солнце давно перевалило точку зенита. Зимний день короток, и чем севернее, тем быстрее приходит темнота. Поэтому идея Тома зайти на ночлег к знакомому маячному смотрителю Викстрёму, по совместительству в тёплое время года подрабатывающему смолокурением. Благо, по словам Джонсона, до его "усадьбы" было приблизительно три-четыре мили. Конечно, заядлые фанатики пешего туризма в наше время считают ночёвку в зимнем лесу у тлеющего костра весьма романтичной. Не спорю. Но лично меня такая романтика уже порядком достала, и если есть возможность сменить кроны сосен над головой на прочный потолок и поблаженствовать у очага — я только "за". А уж потом, отдохнув и отогревшись, отправиться в Трентон, где прикупить продовольствия на обратный путь… Да и с утеплённой обувью надо что-то решать, а то реплика французских офицерских сапог для эксплуатации в зимних условиях пригодна постольку-поскольку. А в городе, пусть и маленьком, хоть один приличный сапожник иметься должен.

Дующий с залива пронизывающий ветер успел изрядно нам надоесть и потому к дому Викстрёма мы направились, слегка углубившись в лес. По нормальной дороге добрались бы ещё засветло, но пробираться по снегу меж сосен — не занятие не быстрое. Так что к темноте мы дошли только до смолокурни. Она представляла собой вырытую у небольшого обрывчика закопчённую яму, от которой вниз был под углом опущен железный жёлоб. Не доходя до засыпанной снегом конструкции метров восьми я почуял достаточно сильный запах кострища: видимо, старый шведоамериканец занимался выгонкой смолы и отжигом древесного угля со всем присущим своей национальности прилежанием не первый сезон. Раскопанная земля, которая при выгонке смолы закрывает смолокуренную яму, не давая проникшему воздуху повредить процессу, теперь смёрзлась по краям, образовывая грубое подобие бруствера. Из-за этого смолокурня живо напоминала отрытый неумелым солдатиком окоп для стрельбы стоя… Причём тот солдатик поместился бы там по самую макушку каски. Вспомнив мучения при закапывании посылки в будущее, я восхитился упорством здешнего маячника: чтоб вырыть в одиночку ямищу в здешнем каменистом грунте, нужно иметь железные нервы и дубовые ладони. Я бы, может, на первых двадцати сантиметрах глубины плюнул и пошёл искать себе менее мазохистское занятие.