Шашлык из козла отпущения

– Не может быть, – ужасалась кассирша. – Это до чего же люди бывают бессовестные!

– Все-таки я тебе скажу, Антонина, – авторитетно проговорила Фрося, – очень это жизненное кино!

– Гражданка Сундукова? – Капитан подошел к разговорчивой уборщице.

Близко подойти ему не удалось, потому что Фрося разлила вокруг огромную лужу, посреди которой и стояла теперь, как памятник пионеру-герою посреди городского фонтана.

– Допустим, мы Сундуковы, – ответила та испуганно. – А что такого случилось? Если вы насчет той курицы, так она сама на мой огород забежала, а отчего она померла, кто же ее знает… Может, возраст у нее такой, а может, со здоровьем что…

– Я не насчет курицы, – заверил ее Зеленушкин.

– А насчет чего тогда? Самогон я не гоню, нет у меня такой вредной привычки. А если немножко сделала, так это только для собственного здоровья…

– Самогон, Сундукова, меня пока тоже не интересует. Я насчет вашего сожителя Семечкина.

– Так вы насчет Алексея Викторовича? – оживилась Фрося. – Так что, нашелся он?

– Что значит – нашелся? – удивленно переспросил капитан. – А что он, терялся?

– Как же! Я ведь вчера и участковому нашему, Степанычу, сказала, что потерялся Лешенька мой. Заявление ему принесла, чтобы, значит, нашли его и вернули непременно по месту жительства. Только Степаныч заявление у меня не принял, говорит, что еще недостаточно времени прошло, как он пропал, и вообще я ему никто… А как же я никто, когда мы с ним уже полтора месяца совместно проживали? Это теперь называется гражданский брак…

– Подождите, Сундукова! – остановил Зеленушкин расчувствовавшуюся Фросю. – Давайте по порядку. Когда и при каких обстоятельствах исчез ваш сожитель Семечкин?

– Когда? – Фрося задумалась и принялась загибать пальцы, что-то про себя считая, и наконец уверенно сообщила: – Так вчера исчез, после завтрака. Поел – и тут же исчез. Поел хорошо, кашу пшенную и бутерброд. А насчет обстоятельств – это вы зря, не было никаких обстоятельств, мы с Лешей хорошо жили. Я его даже прописать к себе хотела, да только не успела… Совсем было собралась, а тут как раз он и пропал…

– А не видели вы у него такую бутылку? – Капитан вытащил из портфеля злополучный коньяк.

– Нет, – проговорила Фрося, с интересом осмотрев бутылку. – Чего не видела, того не видела. Я сама такого не потребляю, и Лешенька тоже. Если чего и выпьет, так водки обыкновенной или, допустим, самогонки. А этих иностранных напитков он не одобряет. И я тоже считаю – только деньги зря переводить…

– А с кем Семечкин последнее время общался? – продолжил Зеленушкин расспросы.

– Да с кем? – Фрося горестно вздохнула и подперла щеку ладонью. – С шантрапой всякой, с нестоящими людьми, несерьезными. Я ему говорю: «Что ж ты, Алексей Викторович, с такой дрянью якшаешься? Ты же теперь человек солидный, можно сказать, почти семейный, почти женатый. А дружки у тебя полная дрянь и пустое место». А он мне: «Ты, Фрося, ничего не понимаешь, я теперь с таким человеком общаюсь, что любо-дорого, с таким, каких во всем нашем городе нет, и скоро, Фрося, через это знакомство очень сильно разбогатею». Я ему, конечно, не очень верила, хотя один раз он и правда принес денег, целых пять тысяч. Дал их мне и говорит – бери, говорит, Фрося, не стесняйся, и главное – ни в чем себе не отказывай!

– Интересная история! – протянул капитан. – Чтобы Леха Семечкин добровольно отдал кому-то пять тысяч…

– Вот ей-богу не вру! – побожилась Фрося.

– Да верю я, верю, – с досадой ответил капитан, – ты вот что, если он явится, сразу мне сообщи. Только ему не говори, что я интересовался. Тут, Фрося, дело серьезное.

Фрося кивала на все его слова, как китайский болванчик.

В то, что это Леха Семечкин убил сторожа мебельной фабрики, Зеленушкин не верил – кишка, как говорится, тонка. Леху использовали втемную, чтобы не светиться в ресторане. И это капитану очень не нравилось – нежелательные свидетели, как известно, живут недолго.

Капитан Зеленушкин вышел из кассового зала в сильном расстройстве. Ниточка, по которой он надеялся выйти на убийцу сторожа, оборвалась. И была-то ниточка тоненькая, ненадежная, но другой у него на данный момент не имелось. Леха Семечкин пропал в неизвестном направлении, а он, Леха, был возможным свидетелем убийства злополучного сторожа. А от этого убийства тянулись нити и к убийству байкера Костоломова, над которым безуспешно работал капитан.

– Эй, мужик, стой! – раздался вдруг где-то совсем рядом негромкий голос.

Капитан остановился и завертел головой.

Никого поблизости вроде бы не было, и Зеленушкин решил уже, что голос ему померещился от переутомления и расстройства, и двинулся было дальше, но тут его снова окликнули:

– Стой, мужик! Говорят тебе, стой!

Голос был вполне реальный.

Капитан снова огляделся.