Шатаут

Условий не так много, но я все же согласовываю заказ с Серафиной, чтобы она точно смогла поесть. Час спустя мы сидим в море почти опустошенных контейнеров.

– Угадай, как я понял, что это ты разгрузила посудомойку? – я предлагаю ей последнюю самосу, а когда она отказывается, съедаю сам.

– Как? – Серафина откладывает вилку и склоняет голову набок.

– Потому что ты оставила половину шкафов открытыми.

Я не преувеличиваю… Больше половины были открыты.

Серафина разражается смехом.

– Я не виновата, – возражает она, взмахнув нааном[20] с кокосом. – Все из-за СДВГ. Ничего не могу с собой поделать. Я их как будто бы не вижу.

– Честно говоря, мне это кажется милым. Своего рода визитная карточка, что-то вроде «Здесь была Динь-Динь».

Я даже улыбнулся, когда увидел это сегодня утром. Она оставляет за собой небольшой беспорядок, куда бы ни пошла, но я нахожу это странно очаровательным.

Даже не спрашивайте про ванную, которую мы делим. Почти вся раковина заставлена банками, флаконами и тюбиками. Но я не могу жаловаться, потому что там всегда приятно пахнет. Я бы не пережил, узнай кто-то, что, принимая душ, я втайне нюхаю ее кокосовый шампунь.

– Замолчи, Тай, – Сера качает головой, все еще хихикая.

– Вопрос пятнадцать, – начинаю я, упираясь локтями в бедра. – Какое направление ты решила взять?

Я неудачно выбрал вопрос. Серафина поджимает губы и, прежде чем ответить, отводит взгляд.

– Я… еще не знаю. Нужно определиться как можно скорее, но я пока не нашла то, что мне подходит.

– Ничего страшного. У тебя еще есть время.

– Ну, вообще-то, нет, – избегая встречаться со мной взглядом, она теребит салфетку. – Я должна определиться до конца семестра. Но, как я уже сказала, я столбенею, и мне трудно принимать решения. А какое направление у тебя?

– Биохимия.

Сера слегка приподнимает брови, в глазах сияет любопытство.

– Так ты умник, да?

– Не уверен. Просто мне нравится наука. Она объясняет, как все устроено.

– Тогда кем ты хотел бы стать, если бы не играл в хоккей? – спрашивает Сера, но тут же, спохватившись, продолжает: – Ой, забыла добавить «вопрос шестнадцать».

– В другой жизни я бы поступил на медицинский факультет, занимался бы исследованиями или, быть может, даже стал хирургом. Думаю, это мой план Б. На случай, если получу травму.

– Тебя это пугает? – ее голос становится мягче.

Я гоняю по тарелке последние крупинки риса с шафраном, пока размышляю, как ответить.

– Иногда, – в этом мне сложно признаться даже самому себе. Проще ведь отрицать свой страх. – Никто не дает гарантии, что я сыграю хотя бы один матч за профессиональную команду.

Сложно переварить столь горькую правду, учитывая, что большая часть моего существования крутится вокруг хоккея. Тошно даже думать, что я посвятил лучшую часть своей жизни стремлению к чему-то, что, возможно, никогда не осуществится. Я делаю большую ставку на себя и молюсь, чтобы она окупилась.

Серафина поворачивается так, чтобы сесть ко мне лицом.

– Я вижу, как усердно ты работаешь, Тай. К тому же, ты чертовски талантлив. И это говорит девушка, которая разбирается в хоккее. Ты уж точно заслужил свое место под солнцем.

– Спасибо, Динь.

Но только половина выбранных на драфте игроков действительно становится профессионалами.

Мой самый большой страх попасть в число тех, кому это так и не удалось.

* * *

Около десяти вечера мы наконец отрываемся от разговора, чтобы убрать контейнеры и отнести грязную посуду на кухню. Положив все на столешницу, я поворачиваюсь и открываю посудомойку. Пусть та и пуста, возле раковины кто-то оставил грязную посуду. Чтоб тебя, Чейз.

– Я могу помочь, – предлагает Серафина.

Я поднимаю на нее взгляд.

– Ты когда-нибудь слышала мем, там что-то такое: «В каждой паре есть человек, который загружает посудомоечную машину, как скандинавский архитектор, и человек, который загружает ее, как енот под наркотиками»?

– Нет… – прищуривается Серафина.

– Ну, со всей душой, Сер, ты тот самый енот под наркотиками.

Вместо того, чтобы обидеться, она ухмыляется и шлепает меня желтым кухонным полотенцем.

– Приму это как желание загружать и мою посуду тоже.

– Не стану лгать, – смеюсь я. – Это к лучшему.

Я ставлю наши тарелки, а Серафина отворачивается, чтобы наполнить свой стакан. Когда она открывает кран, из него вырывается бешеная струя, которая забрызгивает ее синюю блузку. Она издает самый милый визг, который я когда-либо слышал, и отскакивает назад, возясь с хромированной ручкой.

Стоя за ее спиной, я пытаюсь подавить смех. Мне уже понятно, что случилось. Кто-то оставил кран включенным на режиме душа, также известном как «пожарный шланг». Мы живем с этим вот уже несколько недель. Поскольку дом принадлежит родителям Далласа, он и должен был связаться с сантехниками. Но этот парень увиливает от своих обязанностей.

Хмурая Серафина вытирает грудь чистым кухонным полотенцем. У меня вырывается еще один смешок. Ничего не могу с собой поделать: она довольно милая, когда злится. И сексуальная, но об этом я стараюсь не думать.

– Смешно тебе, да? – она хватает выдвижной распылитель и начинает угрожающе им размахивать.