Шатаут

Таким образом я пытаюсь узнать, помогут ли ей дополнительные финансовые вложения. Я готов на что угодно.

– Эм, ну… – поджимает губы Серафина. – В возрасте от тридцати пяти до сорока лет врачи рекомендуют провести профилактическую операцию. Другими словами, мне нужно решить, когда именно они удалят мне яичники и отрежут грудь. Разве для такого существует подходящий возраст? – по мере того как она говорит, ее голос дрожит все больше, пока снова не срывается.

Мне ненавистна сама мысль о том, что она подвергнется чему-то настолько ужасному, даже если это необходимо.

– Мне жаль, Сер, – я откладываю еду и придвигаюсь ближе, чтобы прижать Серафину к себе. Она все еще в моей одежде. Обычно я нахожу это милым, но в этот раз от осознания, почему она так одета, мне становится грустно.

– Понятное дело, такое решение сказывается и на других вещах. Как, например, рождение детей. Мы никогда об этом не говорили. Ты вообще хочешь детей?

– Ага, – мысль о том, что когда-нибудь мы с ней станем семьей, вызывает у меня улыбку. – Очень хочу.

– Когда я была на осмотре, то спросила гинеколога о том, каковы мои шансы в случае, если тест окажется положительным. Она сказала, что мне лучше завести семью до тридцати. Ну знаешь, если возникнут какие-то проблемы с фертильностью и не получится забеременеть сразу же. Учитывая время, к которому следует решиться на операцию, если я начну задумываться о материнстве в тридцать, у меня не будет возможности разобраться с трудностями. Если, конечно, таковые возникнут.

Кажется, она переживает из-за того, что приходится объяснять мне это. Хотя я не уверен, почему. Учитывая обстоятельства, все это выглядит вполне логично.

– В этом есть смысл.

Серафина отодвигается, чтобы забрать последний кусочек сэндвича. Доев его, она отвечает:

– Мне уже третий десяток, Тай. Пусть я только начала его, но все же. Это так пугает. Еще несколько месяцев назад я даже не задумывалась об этом. Теперь же вынуждена заранее распланировать всю жизнь. Все развивается настолько быстро, что мой мозг не успевает переварить информацию.

– Я понимаю, почему ты так ошеломлена, но ты не одна. Мы вместе решим, что делать.

Множество вещей находятся вне моего контроля. Наименьшее, что я могу сделать, это поддержать ее.

– Я говорю о беременности и детях, – прищуривается Сера. – Большинство парней уже дали бы деру. Почему ты так спокоен?

Скажи мне кто-то, что я буду обсуждать подобные темы, я сам ожидал бы от себя подобной реакции. Но когда я думаю о будущем, меня пугает не это.

Я вытираю руки салфеткой, прежде чем обхватить ладонями ее лицо.

– Я хочу провести с тобой жизнь. Детали могут меняться, но важнее всего, чтобы ты была счастлива и здорова, Сер. Мы сделаем так, как лучше для тебя, чего бы это ни стоило.

На ее глазах снова выступают слезы.

– Я тебя люблю.

– И я тебя, Динь.

Ее веки тяжелеют, когда она прижимается своим лбом к моему. Я даже думаю, что она способна уснуть на месте.

– Господи, как же я устала. Не возражаешь, если я вздремну?

– Конечно, – отвечаю я, целуя ее в лоб. – А я пока все здесь приберу.

Когда Серафина уходит в свою комнату, я выкидываю мусор и привожу в порядок гостиную. После этого я разбираю чемодан и завожу стирку. После пяти, когда Чейз возвращается домой, Серафина все еще не проснулась.

Я отрываюсь от чистого белья, которое до этого складывал.

– Привет.

Даже после разговора в «Овертайме» наши отношения остались натянутыми. На первый взгляд они все еще дружеские, но без комфорта, который испытывали бы два давно знающих друг друга приятеля. В общем, нам неловко.

– Привет, – он в нерешительности оглядывается по сторонам. – Кто-то еще дома?

– Сера решила вздремнуть. Она плохо себя чувствует.

Частичная правда.

Чейз кивает и засовывает руки в карманы красной толстовки с логотипом «Соколов».

– Мы можем поговорить?

– Что случилось? – я жестом приглашаю его присесть. Он что, снова собирается меня отчитать?

Но когда Чейз опускается на диван напротив и кладет руки на бедра, выражение его лица остается приветливым.

– Слушай, мне не нравится это странное напряжение между нами. Я признаю, что, возможно, слишком остро отреагировал на случившееся, – он одаривает меня усталой полуулыбкой. – Но ты меня очень удивил, чувак. Во время нашего разговора в «Овертайме» мне стало понятно, что ты заботишься о Сере. Остальное неважно. Поначалу я вышел из себя, потому что ты никогда ни с кем не встречался. Я не хочу, чтобы кто-то обижал мою сестру.

– У тебя самого до Бейли не было девушки, – замечаю я, откладывая в сторону пару носков.

Не уверен, от кого из нас двоих меньше всего ждали вступления в серьезные отношения. Разрыв в этой гонке уж точно был бы небольшим. И вот мы – двое несчастных дураков, которые наслаждаются каждой минутой происходящего.

– Вот почему я доверяю тебе и даю свое благословение. Условно. Потому что если ты обидишь ее…

– Ты меня убьешь, – заканчиваю я со смехом.

– И смерть твоя не будет быстрой. Я сделаю ее долгой и мучительной, – он на удивление весел, когда говорит это. Вероятно, потому, что имеет в виду каждое произнесенное слово.