Шатун

— Князя Рогволда в Берестене нет, — сказал Торуса, указывая гостю на лавку. — Был у меня сегодня гонец, который сообщил со слов князя, что боярин Драгутин изменник, готовивший нашествие печенегов на радимичскую землю — женка Рада призналась под пыткой в соучастии боярина в страшном злоумышлении против Великого князя и славянских богов. От Всеволода у меня тоже был гонец — Великий князь созывает боготуров в стольный град.

— А рубежи, выходит, остаются голы? — с горечью спросил Данбор.

— Прошел слух о печенежском набеге, — вздохнул Торуса, — Всеволод обратился за помощью к князьям Гостомыслу и Яромиру. По слухам, даджаны и новгородцы уже на подходе. Возможно, там, у стольного града, Всеволод собирает силы в кулак для отпора печенегам. Но не исключено и другое: Великий князь не доверяет Драгутину и опасается, как бы призванные на помощь даджаны не повернули свои мечи против радимичей.

— Почему боярин изменил? — спросил Данбор. — Или это пустые наговоры вилявой женки? Случается, люди лгут и под пыткой.

— Случается, — согласился Торуса, — но боярин давно уже был у нас в подозрении. Не все его слова оказались правдивы и не все поступки оправданы общей пользой. Взять хотя бы твоего сестричада Искара…

— А что Искар? — нахмурился Данбор.

— Твой сестричад вылитый боярин Драгутин, и это признали все знающие его сейчас и знавшие много лет назад.

— А как же Лихарь Урс?

— Не было никакого Лихаря, — отмахнулся Торуса. — Под этим именем жил долгие годы сын князя Яромира Драгутин.

— А мне Искар рассказывал, что он виделся в твоем городце с матерью Лихаря, своей бабкой Горелухой. Еще раньше соратник Лихаря, какой-то урсский ган по имени Багун рассказал Искару, как погиб его отец. Ныне Искар отправился искать убийцу Лихаря, чтобы свершить кровную месть.

— Странная история, — покачал в сомнении головой Торуса.

— Да уж куда страннее, — согласился Данбор. — Взять хотя бы ведунью Ляну. Я ведь принял ее за свою сестру Милицу… Потом уже сообразил, что Милице сейчас бы под четвертый десяток подвалило. И все мои домашние, кто помнил Милицу, пришли в смятение.

— Позови Дарицу, — сказал Торуса Клычу.

С Дарицей у Торусы в последние дни испортились отношения. Женщина никак не хотела признавать вину за своим братом. Но как раз за это Торуса ее не винил — от родной крови отрекаются только негодяи. Другое дело, что Дарица не только вину за братом не признавала, но и затаила злобу на мужа за то, что тот вздумал его разоблачить. Чем заронила в сердце Торусы сомнения в своей непричастности к темным делишкам даджана.

Войдя в горницу, Дарица мужу не поклонилась, хотя не виделись они уже два дня, а кивнула головой только гостю и молча выслушала его рассказ о ведунье Ляне, похожей как две капли воды на Милицу.

— Ляна — дочь кудесницы Всемилы и боярина Драгутина, — сказала она наконец после долгого раздумья.

— Почему же она тогда похожа на женщину из рода Молчунов? — рассердился Торуса.

— Может, Милица двойню родила? — негромко предположил Данбор.

— А Всемила? — напомнил Торуса. — Где ее ребенок?

Вопрос так и остался висеть в пустоте, поскольку ни Данбор, ни Дарица не спешили с предположениями. Всем, однако, было ясно, что в этой двадцатилетней давности истории, случившейся в селении урсов, осажденном мечниками Борислава, концы с концами не сходятся. А может, потому и не сходятся, что кто-то их с умыслом перепутал?

— Приведи Горелуху, — приказал Торуса Клычу, — послушаем, что скажет старуха.

Горелуху ждали в тяжелом молчании. Данбор, искоса поглядывая на хозяев, пришел к выводу, что муж и жена пребывают в ссоре. Дело, конечно, житейское, но тут, похоже, причина не только в личных обидах. Речь идет о безопасности радимичской земли. Но в любом случае боготуру Торусе не позавидуешь, ему приходится выступать против брата жены, в чем приятного мало. Твердость боготура Данбору понравилась, хотя лучше было бы для всех, если бы Торуса ошибся в своих подозрениях.

Горелуха поклонилась всем от порога, но в ее устремленных на Данбора глазах промелькнула тревога. Данбор ее тоже припомнил. Приходила в их сельцо эта женщина, и приходила не раз. И даже в дом к Молчунам заглядывала.

— Узнаёшь меня, старая? — прямо спросил ее Данбор.

— Может, и виделись, — отозвалась Горелуха, — с годами я стала слабеть памятью.

— Ты принимала роды у Всемилы? — спросила Дарица, жестко глядя старухе в глаза. — Ты уверена, что она родила девочку?

— Я ведь собственными руками ее принимала, — нахмурилась Горелуха. — Мудрено было ошибиться.

— Принимала, но не у Всемилы, а у Милицы из рода Молчунов, которая доводилась женой твоему сыну Лихарю.

— Неправда это, — поджала губы старуха. — Милица родила мальчика, которого я отнесла в сельцо, где жили родовичи его матери. Мальчика я завернула в медвежью шкуру и видела собственными глазами, как этот человек, тогда еще молодой, забрал Искара под свой кров. После я не раз ходила в сельцо и справлялась, как растет мой внук. Если бы ему было там плохо, то я бы его забрала, но растили Искара как родного сына, поэтому я решила, что при дядьке Данборе ему будет лучше.