Шатун

— Значит, тебе все равно, что случилось с Ляной? — спросила Дарица.

— А что с ней случилось? — насторожилась старуха.

— Данбор привез нам весть, что погибла ведунья Ляна от рук разбойников.

Лицо старухи стало белее мела, а глаза сверкнули гневом и болью.

— Лжешь, ведьма, не может этого быть!

— Вот вам и ответ, — спокойно сказала Дарица. — Искар — сын Драгутина и Всемилы, а Ляна — дочь Лихаря и Милицы. Старуха поменяла их, когда Всемила пребывала в беспамятстве.

— Что стало с моей сестрой, старая? — строго глянул на Горелуху Данбор.

— Умерла при родах, — вяло отозвалась та, — а потом убили Лихаря. Что ждало их ребенка в этом мире кроме преследований, унижений, а то и смерти? Я растила Лихаря и знаю, что значит в радимичской земле быть сыном Шатуна. Всю жизнь я прятала его от злых глаз Велесовых ведунов, которые норовили извести старейшин урсов под корень. А сын мой был потомком кудесников Лесного бога, особенно ненавистного волхвам. Они всегда говорили, что боги и пращуры урсов нечистые, что ближники этих богов оборотни, связанные со Страной Забвения, и дети, рожденные от них, тоже нечистые. Вот я и решила, пусть боги рассудят, кто чист, а кто нечист. Если ближники славянских богов верно толкуют их волю, то Искару ничего не грозит, ведь боги знают, что он сын боярина. Ну а если богиня Макошь примет дочь Лихаря Шатуна как свою, то, значит, чисты дети ближников урсских богов, а Велесовы волхвы лгали. Или ты, ведунья, скажешь, что твоя богиня слепа, коли не сумела разглядеть у своих ног дочь оборотня? А про смерть моей внучки ты солгала, не могут боги быть столь жестоки ко мне!

По щекам старухи побежали слезы, а в глазах было столько страха и надежды, что Данбор не выдержал и сказал правду:

— Жива твоя внучка. Но я не поручусь за ее жизнь в будущем, как и за свою, впрочем, тоже. Великая распря идет на наши земли, и в этой распре вновь сходятся славяне и урсы, чтобы лить кровь друг друга. Всем будет плохо, старуха, — тебе, и мне, и нашим детям, и нашим внукам.

— Урсам плохо с тех самых пор, как вы, радимичи, пришли на наши земли.

— Вы на этих землях тоже пришлые, — напомнил Торуса Горелухе.

— Мы пришли раньше, — горячо возразила старуха, — а потому правда на нашей стороне.

— Никто вас не гонит с земли, — нахмурился Торуса, — но эта земля теперь не только ваша, но и наша. Здесь похоронены наши предки.

В последние годы ни урсских старейшин, ни тем более простых урсов божьи ближники не трогали, но содеянное когда-то зло крепко держится в памяти людей, переходя от отца к сыну.

— Кто такой ган Багун? — спросил Данбор после продолжительного и тягостного молчания.

— Багун соратник моего сына, — не стала таиться Горелуха. — Он единственный уцелел после страшного разгрома, учиненного Жирятой на Дальних болотах. Если не считать боярина Драгутина.

— А Драгутин был там? — спросил Торуса.

— Они уходили вместе, Лихарь и Драгутин, — подтвердила Горелуха. — А ныне боярин и Багун обвиняют друг друга в измене. Рассудить их мог только мой брат Ичал, но недавно он был убит, и спор так и остался неразрешенным.

— Похоже, Багун собирается разрешить его в свою пользу с помощью Искара, — сказал Данбор. — Именно он обещал показать моему сестричаду убийцу его отца.

— Он не твой сестричад, — напомнила ему Дарица.

— Нет, ведунья, — возразил Данбор, — я этого отрока вырастил и воспитал, и я за него в ответе перед богами и собственной совестью.

— Надо послать гонцов к Драгутину, — сказала Дарица, глядя на мужа.

— Вряд ли они его найдут, — покачал головой Торуса. — Драгутин должен провести рать, присланную князем Яромиром, скрытно, чтобы никто ее не обнаружил раньше времени. Перехватить его можно будет только у стольного града, если он, конечно, туда придет. Очень может быть, что у Драгутина другие цели.

— Я своему брату верю, — вскинула голову Дарица. — А если он падет от руки сына, то грех отцеубийства будет на твоей совести, боготур. Ибо ты медлил и сомневался там, где медлить преступно.

Торуса от этих слов Дарицы дернулся как от удара, глаза его сверкнули яростью:

— Я же сказал, женщина: если твой брат невиновен, то он придет в стольный град, и я попытаюсь его спасти, а если он виновен, то пусть все вершится по воле богов.

— Я поеду с тобой, — сказал Данбор, стараясь своим вмешательством погасить разгорающуюся нешуточную ссору.

— Нет, — возразил овладевший собой Торуса, — ты останешься здесь, Данбор. У меня мало людей, и если хазары подойдут к городцу большой силой, то его придется оставить. Ты единственный, кто может вывести лесом мою семью и моих людей.

— Хорошо, — сказал Данбор после недолгого молчания, — можешь на меня положиться, боготур.

Данбор с Клычем покинули горницу, оставив Торусу наедине с Дарицей. Мужу следовало перед трудной дорогой перемолвиться с женой и расстаться с миром, а не в запале, ибо следующей встречи может уже и не быть.

— Я тебя не виню, — тихо сказала Дарица, — наверное, ты не можешь иначе.