Щедрый Буге (СИ)

сочувственно кивнул, а про себя подумал: "Вот это "мало ходи" - в семьдесят восемь лет прошел двадцать пять километров от своей зимушки до нас по труднопроходимым торосам Хора!"

Переведя дух, Аки разделся. Улы и верхнюю одежду закинул на перекладину сушиться. Лукса налил ему наваристого бульона, достал из кастрюли мяса и подал кружку с разведенным спиртом. Узенькие глазки старика сразу оживились, заблестели:

- Айя! Асаса! ***Однако не зря ходи к вам.

Приняв "разговорные капли", он совсем повеселел. Простодушный, доверчивый, никогда не унывающий старик с по-детски ясной и чистой, как

Нибида эмэктэ? (удэг.) - Кто пришёл?

Багдыфи (удэг.) - Здравствуйте!

Би (удэг.) - Я.

Айя! Асаса! (удэг.) - Хорошо! Спасибо!

79

ключевая вода, душой был одним из тех аборигенов Уссурийского края, которых описывали ещё первые исследователи. В его суждениях отражалась история и мировоззрение маленького лесного народа. (Лукса был на двадцать два года моложе. Его поколение уже во многом утратило самобытность своего племени.)

Познакомился я с Одо Аки в Гвасюгах еще до начала охотничьего сезона, когда пополнял свою этнографическую коллекцию. К тому времени у меня уже были интересные приобретения: копья разных размеров, деревянный лук, стрелы с коваными наконечниками, женские стеклянные и медные украшения; охотничья шапка-накидка и ножны, сумочки расшитые разноцветными узорами. Прежде удэгейцы на своей одежде всегда вышивали цветные орнаменты с тонким изящным рисунком. Глядя на них, не перестаешь восхищаться мастерством и высоким художественным вкусом удэгейских вышивальщиц. Колоритнейшие вещи! К сожалению, в Гвасюгах осталось всего несколько старушек, владеющих этим искусством, но и те из-за слабого зрения теперь вышиванием почти не занимались. Вобщем находок было немало, но я лелеял надежду обогатить коллекцию настоящим шаманским бубном. Такой бубен в стойбище был только у Аки.

Идти к местному старейшине и шаману одному было неловко и я уговорил Луксу проводить меня. Постучались. Открыла хозяйка и провела нас в дом. Одо Аки сидел на низкой скамейке и укладывал сухую мягкую травку хайкта

улы. Маленький, с невесомым телом старичок смотрел прямо и открыто. На мою просьбу ответил категорическим отказом и даже убрал с полки сэвохи - деревянные изображения удэгейских духов. И только после долгих переговоров с Луксой он согласился лишь показать бубен.

Достав берестяной, в форме овала, чехол из шкафа, одо вынул из него свою реликвию. Любовно погладил тугую с заплатами кожу и несколько раз с расстановкой ударил по ней подушечками пальцев, жадно вслушиваясь в вибрирующие звуки. Мы притихли.

80

Держа бубен на весу, с помощью двух скрещивающихся на середине ремешков, сплетенных из сухожилий, старик погрел его над плитой - кожа натянулась как мембрана. Взял в руку гёу - кривую колотушку, обтянутую шкурой выдры и начал священнодействовать. Раздались звуки низкие, мощные. На душе стало тревожно. Мной овладело смятение и странная готовность повиноваться, идти туда, куда позовет этот потусторонний гул. Казалось, я слышу зов предков, давным-давно ушедших в иные миры.

Убедившись, что Аки с бубном не расстанется, мы извинились и попрощались. Уже на улице Лукса рассказал мне, что в Гвасюгах не раз бывали всевозможные экспедиции, но этот бубен Аки так и не отдал никому и продолжает потихоньку шаманить.

Забегая вперед, скажу, что весной после охоты все же удалось уговорить Аки, и он отдал мне свой бубен. Последний бубен последнего удэгейского шамана. А в конце следующего сезона Одо перекочевал к "нижний люди": вышел из своей зимушки рубить дрова, взмахнул топором и упал навзничь

- сердце остановилось. Вероятно и бубен отдал, предчувствуя скорую "перекочевку".

Теперь эта реликвия висит у меня в комнате под черепом медведя. Иногда я снимаю бубен и, слушая глухие призывные звуки, вспоминаю одо Аки.

Всему этому суждено будет произойти в будущем, а сейчас мы сидим в тесной палатке возле раскалённой печурки.

заварил свежий чай и разлил в кружки. Достал сахар. Аки от него наотрез отказался:

- Чай вкус теряй, - заявил он.

Пили долго, не торопясь. Я расспрашивал Одо о его жизни. Великолепная память старика хранила много любопытного.

Он в мельчайших подробностях описывал события полувековой давности, помнил названия речушек и перевалов, по которым ходил еще в начале века.

Когда разговор коснулся тигров, Аки пожаловался:

81

- Куты-мафа моя собака война объявил. Прошлый охота два ел. Теперь последний чуть-чуть не давил. Моя увидел - ушел. Страх любит собака. Собака ест - пьяный ходи.

- А как вы думаете, Аки, почему тигр на человека перестал нападать?

- Моя так понимай: люди закон прями, не убивай куты-мафа. Куты-мафа умный - свой закон прими.

От такой наивности я улыбнулся. Аки пристально посмотрел на меня.

- Почто смеешься? Твоя не знай, как куты-мафа люди убивай. Много убивай. Теперь не трогай. Почему? Ты своя башка думай!.. Куты-мафа шибко умный, все понимай...