Читаем Щедрый Буге (СИ) полностью

первого, распластавшись во всю длину, лежал черный красавец. У второго снег тоже истоптан. Пружина из-под колдобины выглядывает. Ну, думаю, Дед дает - совсем расщедрился - на два капкана - два соболя! Потянул за цепочку, а он пустой. Ушел! От досады заскрипел зубами. Капельки крови пунктиром обозначали след. Метров через сто он скрылся под полуистлевшим стволом кедра. Там соболь отлежался и сегодня уже выходил мышковать поблизости. Довольно крупный самец. Троп у него в этом районе много и расположены они довольно кучно. "Все равно словлю", - утешил я себя.


Только собрался попить чай на солнцепеке, как услышал треск сучьев, стук клыков, грубый визг. Кабаны! Но, видимо, учуяв меня, драчуны коротко хрюкнули и стремглав бросились врассыпную.


Как я встретил Новый год? Прямо скажем - "повеселился" на славу. Нажарил полную сковородку рябцов, приготовил строганины. В двенадцать (опять же по-моему будильнику) поздравил себя и всех, кто ждет меня дома, с Новым, 1975 годом. Выпил спирту и стал вслух беседовать сам с собой. Жизнь в одиночестве принудила вырабатывать привычку смотреть на себя со стороны. И мне представился весьма странный косматый оборванец, сидящий, скрестив по-мусульмански ноги, на засаленном спальнике среди висящих повсюду на правилках шкурок и чокающийся с блаженной улыбкой с печной трубой. Выпив, этот чудак стал невнятно лепетать что-то про фарт,




88


слёзно просить о милости Пудзю и сэвохи. А вокруг, по всему Хору, ни души. Со стороны, ей богу, сумасшедший!

После третьего "тоста" на глаза попались ножницы, и я недолго думая обкромсал надоевшие из-за каждодневных "наледей" усы. Бороду пожалел - не тронул.


Разморенный жаркой печкой и "огненной жидкостью", приподнял полог и прилёг чтобы остыть и незаметно уснул. Очнулся от пробравшего до костей холода. Дрова прогорели. В серой золе только кое-где виднелись красные глазки дотлевавших углей. И таким неприветливым, мрачным показался мне народившийся год. С трудом настрогал смолистой щепы и растопил заново печь. Согревшись, залез в спальник досыпать. Несколько раз вставал, топил еще. Окончательно обрел себя к обеду. Выпил несколько кружек крепкого чая и отправился, как к уже писал, на Фартовый.



Дни промысловика начинаются всегда одинаково. Встаёшь и идёшь проверять одни ловушки и ставить другие. Вот и сегодня обошел Крутой. Пока пусто, хотя в душе уж на одного-то рассчитывал. Следов на этом путике опять стало мало. Что-то никак не уловлю я в поведении соболей хотя бы какую-нибудь закономерность. Одну и ту же сопку то истопчут вдоль и поперек, то за целую неделю не освежат ни единой тропки; то бегают как угорелые даже в мороз, то сутками в теплой норе отлеживаются.


лагерь вернулся засветло. Поколол дров, промазал улы кабаньим жиром. Поев, выглянул из палатки. В лицо тотчас вонзились обжигающие


морозные иголочки. Над головой бесстрастно светились, будто начищенные рукавицей, россыпи мелкого жемчуга. Созвездия не приходилось отыскивать. Не таясь, они сами бросались в глаза. Небо в этот вечер воспринималось как купол, вершина которого высоко-высоко, а стенки сразу за деревьями. Вокруг молчала насквозь промерзшая тайга, на громадных пространствах которой лишь кое-где разбросаны комочки жизни: звери и птицы. Чувство потерянности и заброшенности в этом мире охватило меня.


89


Чтобы избавиться от этого неприятного ощущения и известить всему миру, что я еще жив и силен, достал ружье и шарахнул в звезды. Выстрел громом пронесся по тайге и долине реки, отдаваясь многократным эхом. Вскоре послышался отвратительный вой, полный презрения ко всему окружающему. Выл волк не "у-у-у", как запомнилось с детства, а "ыууу-ыу", хотя вряд ли возможно передать на человеческом языке все тончайшие оттенки одинокой волчьей песни.


Жутковато становится в такие минуты - вдруг стая голодных волков нагрянет и загрызёт отощавшего очкарика. Нагонишь сам на себя страху и


начинаешь прислушиваться к каждому шороху. Чем сильнее вслушиваешься, тем явственнее слышишь скрип шагов, хриплое дыхание зверя, но стоит отвлечься, заняться делом - как все сразу исчезает. Невольно задумываешься, отчего человек в темноте испытывает страх? Пожалуй, от недостатка информации: не видит, что происходит вокруг, вот и мерещится всякая галиматья.


Без радио вечерами в палатке тишина космическая. Только печка поухивает да изредка мышки прошуршат.

Перейти на страницу:

Похожие книги

12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги
Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука