Не опуская ружья, я стал пятиться назад. Все время, пока тигр был в поле зрения, он так и стоял в царственной позе, не сводя с меня мерцающих глаз. Только тугой хвост замер в воздухе в тревожном ожидании. Скрывшись за деревьями, я развернулся и, то и дело оглядываясь, заскользил к ключу. Разочарованные вороны крикливо обсуждали мое бегство.
Весь день перед глазами стояла огромная рыже-черная голова с оскаленной, казалось на полнеба, пастью. Меня не покидало чувство, что могучая кошка продолжает тайно следить за мной.
Проходя через кедрач, услышал отчетливый шелест. Замер. Шелест повторился. Я боязливо оглянулся - никого нет, а шелест все ближе. Ну, думаю, все, от судьбы не уйти. Но тут, наконец, увидел виновника шума - по коре кедра, громко шурша, спускалась вниз головкой небольшая пичуга с коротким хвостиком и длинным острым клювом. Это был неутомимый поползень. Поразительно, как такая крохотная птаха умудряется производить столько шума. А о себе невольно подумал: вот ведь, пуганая ворона и куста боится.
96
Умом я, конечно, понимал, что великий сородич удэ не собирался нападать, но тигр есть тигр. Даже один след впечатляет. И все же я был благодарен судьбе, давшей возможность увидеть так близко красу и гордость Уссурийской тайги.
Могучий и царственный зверь на фоне многовековых кедров потряс мое воображение и остался в памяти самым волнующим и самым ярким воспоминанием из охотничьей жизни. Более всего меня поразило его достойное поведение. Он словно говорил: "Уйди, и я тебя не трону".
Добравшись до верховья ключа, отправился к месту где соболь загрыз кабаргу, но увы - ее на прежнем месте уже не было. Две непальские куницы затащили остатки под лесину и доели. Надо признать, что эту операцию они провели виртуозно, сумев обойти оба капкана стороной.
Необычно теплый для января день. На корнях буреломного отвала, как весной, наливаются солнечным светом и, созрев, падают первые капли. Потепление особых восторгов у меня не вызывает. Ночью подморозит, снег зачерствеет льдистой коркой, и соболя вообще перестанут тропить.
На путиках одни разочарования. Порой охватывает отчаяние, но я снова беру себя в руки, внушая, что времени еще достаточно, что еще есть возможность наверстать упущенное. Правда, с каждым днем все это становится похожим на самообман.
Одна отрада и отдушина от неудач и неприятностей для меня в эти дни - обед в ясный тихий день. Выберешь между деревьев солнечный пятачок. Положишь камусом вверх лыжи, на них рукавицы. Под ногами умнешь ямку. Неторопливо достанешь из рюкзака сухарь, термос с чаем, круто сдобренным топлёным жиром. Удобно устроишься и блаженствуешь под горячим потоком полуденных лучей1 среди млеющих могучих кедров. В сладкой дреме застыли сопки. Редкое постукивание снующего по стволу дятла и невнятное бормотание ручья подо льдом лишь подчеркивают сонную тишину. Солнышко ластится, пригревает. Кожа ощущает каждый лучик,
97
каждый зайчик. На душе становится легко и свободно. Забываешь на время о неудачах. Открываешь термос и с наслаждением пьешь душистый чай, устремив мечтательный взор на горные дали, легкие облака, бесцельно плывущие в прозрачной лазури...
Три дня провалялся в жестокой простуде - угодил в полынью на Разбитой. От избытка свободного времени так наточил ножи и топор, что руки теперь все изрезаны.
На четвертый день рискнул поколоть дров и сломал топорище. Пришлось тесать новое. Через час удобная ясеневая ручка была готова. Расколов несколько чурок устал и, чтобы немного отдохнуть, стал прогуливаться по становищу, любуясь окрестностями.
------
1 Определение "горячий поток полуденных лучей" не преувеличение. В конце января в этих широтах солнце в полдень также высоко, как в Крыму,
Над головой тонко звенели серебряные колокольчики. Это стайка клестов облепила соседнюю ель и, перезваниваясь, принялась шелушить еловые шишки, ловко вытаскивая вкусные семена. Сейчас клесты едят больше обычного - родились птенцы, и родители едва успевают кормить прожорливых деток кашицей из этих семян. Трудный экзамен придумала природа для этих пернатых. Январь и февраль, мягко говоря, не самое лучшее время для вскармливания потомства.
Все же удивительно хорошо в тайге. И дышится легко, и мыслям просторно. Прав был Новиков-Прибой, утверждая, что "охота - лучший санаторий".
Вечером, затопив печь, вышел за водой. Оглянувшись, увидел, как робко проклевывается дым из трубы. Остановился и стал наблюдать. Первые секунды он выползал вяло, как бы нехотя. Постепенно жиденькая струйка оживала, набирала силу, и через пару минут из трубы уже вылетал упругий
98
густой столб. Печь энергично заухала. Дым стал светлеть, и показался язычок пламени - красный, трепещущий. Вскоре не язычок, а огнедышащий шпиль взметнулся ввысь, освещая наше жилище. Печь запела удовлетворенно, ровно, и всё чище и тоньше становилась песня.