Старик нахмурился и, отвернувшись, отчужденно сказал:
- Почто соболь пугай? Моя твоя говори - соболь новый место ходи, - и быстро перевел разговор в другое русло:
- Однако весёлый стрелка. Почто такой? - спросил он, осторожно взяв с чурки мой компас.
- Чтобы не заблудиться, когда солнце скрыто тучами.
- Почто стрелка ходи? Почто сам дорога не смотри? - уточнил старик. Ему было непонятно, как это охотник может заблудиться.
Пока разговаривали, я разулся и повесил сушить улы на перекладину.
Глянув на подошву, ахнул - она в нескольких местах треснула поперек. И поделом мне. Сам виноват. Сушу над самой печкой. Сколько раз Лукса предостерегал, что кожа от жара становится ломкой. И почему человек так устроен, что не пользуется опытом других, пока на своей шкуре не убедится в правоте сказанного?
93
Не секрет, что охотника, как и волка, ноги кормят. Поэтому последние - предмет особой заботы, тем более зимой. А улы - самая подходящая для промысловика обувь: легкая, теплая и удобная. Шьют их из шкур лося, изюбра или кабана, используя участки с шеи или со спины. Лучше шкуры самцов, убитых зимой, так как их кожа в это время года плотнее и толще.
Выделка кожи для ул - процесс не сложный, но довольно длительный и трудоёмкий. Обувь из правильно выделанной кожи получается мягкой и прочной. Внутри улы выкладывают специально для этого заготовляемой травой хайкта. Она хорошо сохраняет тепло и в то же время служит своеобразными портянками, предохраняющими ноги от мозолей. Помимо этого в сильный мороз на ноги обычно ещё надевают меховые чулки.
Что-то я стал быстро уставать в последние дни. Все делаю через силу. Видимо, выдохся или, как говорят спортсмены, произошло "накопление остаточной усталости". Постараюсь завтра уменьшить нагрузку, хотя это так непросто.
Когда с очередного отрога открываются новые голубеющие дали, то, чем дальше обратишь взор, тем заманчивей и богаче кажется далекая и неизведанная тайга. Так и влечет туда что-то, а что именно - трудно понять. Неизвестность? Пожалуй. Она во все времена манила людей за горизонт.
Аппетит прорезался такой, что хоть из палатки не выходи. Уже через пару часов начинает сосать под ложечкой. И это понятно. Ведь раньше я ходил в основном по накатанной лыжне, а теперь все больше по целине, в поисках мест богатых соболем.
Прошло ровно двадцать дней, как Аки ушел на свой участок. Но за все это время ни одна западня не порадовала меня вытоптанной "ареной". Что делать? Время летит. Неужели охотовед окажется прав, и я действительно не вытяну план?
94
Сегодня, перевалив на соседний ключ Улантиково, нашел, наконец, прекрасные тропки, на которых выставил все ловушки, и сразу повеселел. Надежда оживила охотничье сердце. Но не только это подняло настроение. Заглянуть за горизонт, за пределы того, что уже видел и знаешь - всегда доставляет удовольствие. И хотя знакомство с новыми местами всегда связано со значительным напряжением сил, я никогда не сожалел, что сошел
проторенной дороги, чтобы попасть в неизведанный уголок. Наградой тому
- множество ярких, незабываемых впечатлений.
Последние дни однообразно-серое небо непрерывно исторгает из своих недр белые хлопья. Капканы на подрезку засыпает, а на приманку соболь по-прежнему отказывается идти. Но сегодня к вечеру, словно услышав мои молитвы, унылый облачный покров, наконец, распался на рваные куски, оголив синеву небесной сферы. Красный холодный шар медленно заваливался за горизонт, озаряя пурпуром края чёрных туч. Резкий контраст пурпура с почти черным производил сильное впечатление. Вскоре шар скрылся за сопкой, но тучи еще долго продолжали полыхать прощальным пожаром.
Закат - это всегда грустно. Это очередная веха, конец еще одного отведенного судьбой дня. Но в то же время закат - это и обещание рождения на завтра новых надежд и возможностей.
НОВЫЕ ВСТРЕЧИ
Мороз нынче, как по заказу. Заставляет резво ходить и в то же время не настолько силен, чтобы коченеть при установке ловушек.
Поднимаясь по ключу, я приметил на ребристом склоне сопки с десяток ворон, вьющихся над разлапистым кедром. "Ну, - думаю, - неспроста
95
летающие волки здесь собрались", и направил лыжи в их сторону. Шагов через триста появились следы, сначала спокойно кормившихся, а затем в панике разбежавшихся кабанов. Попытался по следам восстановить, что здесь произошло, как вдруг с вершины бугра, у подножия которого я стоял, раздался гортанный, леденящий сердце рык. Поднял голову и обомлел - ТИГР! Из оскаленной пасти торчали, словно финки, острые клыки. Нижняя губа нервно вздрагивала. Кончик хвоста подергивался.
Страх пронзил мое сердце, ноги противно заныли, по всему телу волнами побежали колючие мурашки. Подобную встречу я давно ожидал и даже, признаюсь, по-мальчишески мечтал о ней, проигрывая в уме всевозможные варианты своих действий. Поэтому психологически был готов и в явную панику не впал. Призвав на помощь все самообладание, действовал насколько мог спокойно, хотя от напряжения вибрировал каждый мускул, а о своем желании сфотографировать тигра даже не вспомнил.