Щепа и судьба (СИ)

Другой ночью, выйдя на крыльцо, вдруг удивишься небывалой тишине, когда, если напрячь слух, слышишь неземной звездный перезвон, посылаемый кем-то неведомым и невидимым тебе и только тебе. И никакая музыка не может сравниться с наплывающими из космоса колебаниями, рождающими прямо в мозгу, минуя все прочие призванные для этого органы, тайные, а потому бесконечно волнующие тебя звуки. Они столь совершенны и гармоничны, что ни один композитор не в состоянии воспроизвести их через нотную грамоту и потом повторить. И несут они в себе радость для души, если она не совсем зачерствела от многочисленных услуг технического прогресса, и заставляют верить в существование жизни вечной, воссоединение с друзьями и предками, которые, как мне думается, и шлют эту божественную мелодию, призывая: «Живи! Живи с радостью и любовью ко всему, что вокруг тебя».

Редкая ночь, в местах мной любимых, обходится без облачков тумана, ползущего в поисках пристанища чуть в метре от земли, цепляющегося за кусты, за колючки вымахавших в человеческий рост на незасеянной земле лопухов. Потом, под легким порывом ветерка, словно напуганная стайка молодых жеребят-сосунков, туманное облачко резко исчезает в ночной мгле и там продолжает бесконечные поиски своего утраченного прежнего места обитания.

Единственно нелюбимые мной ночи — это ночи, приносящие с собой мелкий моросящий дождь, заглушающий своим дробным стуком по крыше все остальные звуки. И почему-то всегда в эту пору с неба вдруг раздастся набирающий силу гул устремившегося в теплые края самолета. Будто бы он специально ждал этот дождь, чтоб потягаться с ним, чья возьмет, состязание, всегда заканчивающееся поражением природных сил; которые, на мой взгляд, просто не находят нужным показать всю свою мощь и навсегда утихомирить дерзких воздухоплавателей, презревших опасность пред исполнением служебного долга.

А еще обязательно где-то поблизости на глинистой лесной дороге забуксует не успевший посуху проскочить оплывшую от водяных струй промоину грузовичок. Не желая сдаваться, он будет долго завывать, как волчица, лишившаяся своего выводка и теперь сообщающая о том всем лесным обитателям. Мотор под напором неопытного водилы вскоре начнет захлебываться, и вой его из первоначально злобного постепенно перейдет в жалобный, а потом и вовсе захлебнется, несколько раз коротко хрюкнет и, наконец, обессиленно заглохнет. И тогда бег спешащего по сливному желобу водяного потока, обрушившего запоздало свое тело в бочку, а потом и на землю, станет главным инструментом, выводящим свое соло в ночном ноктюрне. И ты, пристыженный дождевой вседозволенностью и неумением управлять стихией, издевательски проявившей свою власть над твоими огородными трудами, превращающий стройные параллелепипеды грядок в первозданный хаос, тяжко вздохнув, нырнешь обратно в уют поджидающих тебя тепла и сухости.

Нет, что ни говори, а каждая деревенская ночь несет с собой очередную премьеру для зрителя, умеющего ценить и воспринимать с должным почтением живую игру природы., если ты действительно живешь на этой земле и способен отвлечься от повседневных забот и превозмочь обыденность своего существования. Это и есть суть нашего бытия и благодарность наша всему происходящему. И у каждого она должна выражаться всего лишь в каждодневной радости, что и ты участник всего вокруг тебя творимого…

Вот только вряд ли Сабрина воспринимала прелесть деревенских ночей с тем же пиететом. Гостью мою никак нельзя было отнести к типу тургеневских женщин, воспетых сотнями поэтов и прозаиков на страницах, не подверженных ни тлену, ни пламени, потому как многие поколения юных дев и отроков впитали их в себя и жили в их романтическом флере. При этом, даже не задумываясь, что образы те давным-давно сошли с реальной жизненной сцены и живут лишь в нашем пылком воображении. Сабрину можно было причислить скорее к некрасовской бой-бабе, умевшей справляться с конями. А теперь, с заменой троек и карет на самодвижущие безлошадные экипажи, отважные дамы легко, одним движением тонких пальчиков направляют, куда захотят целый лошадиный табун, скрывающийся под капотом их элегантных авто.

Абзац четвертый