- А ты уверен, что я и впрямь так уж вскидываюсь?
- К сожалению, даже ребятишки это понимали. Вы не обижайтесь, я ведь говорю, чтобы ясность установить...
- Не был ты в моей шкуре, Анатолий Михайлович, потому и рассуждаешь с легкостью... Но, допустим даже, что ты все правильно понял: и вскидываюсь, и начальству услужить стараюсь... Допустим. Какой мне от этого доход? Какой? Квартиру вне очереди, может, дали? Или зарплату прибавили? Непыльную работку отвалили? Я одиннадцатый год директором. А теперь скажи, Анатолий Михайлович, только так же откровенно, как ты до этого говорил: какую я для себя лично пользу от этого получил?
- Тем обиднее, Николай Михайлович! Если бы вы ради своей пользы старались, я бы, может, скорее понял... осудил или нет - другой вопрос, но понял бы...
- За что меня осуждать? Осуждают за незаконные действия. А у меня т а к т и к а! И польза от нее не мне - училищу: кто в первую очередь самое новое оборудование получает? Где такие педагоги, как у нас, есть? Кому форму без задержки каждый год поставляют? А путевки? А спортинвентарь?.. Молчишь?
Грачев действительно молчал, но вовсе не потому, что Балыков убедил его и он поверил в "тактику". "Можно так рассуждать, - думал Грачев, - а можно и по-другому: вся твоя тактика - одна трусость, и нет в ней ни мудрости, ни хитрости. Вверх ты, правда, не лезешь, но неприятностей как огня боишься". Но говорить Грачев больше ничего не стал. И Балыков принял молчание за предложение перемирия:
- Ладно, Анатолий Михайлович, поговорили - и хватит. Может, ты в чем-то прав, может, я и перегибаю где. Со стороны виднее... А теперь скажи: хочешь у нас хотя бы временно поработать, группу до конца года довести? Есть свободная... А с мастерами зарез...
- Почему же временно? - спросил Грачев.
- Насовсем предлагать не рискую, я же сказал. Не пойдешь ты.
- Пойду.
Грачев очень тщательно готовился к встрече с ребятами. Он знал группу придется завоевывать. Был его предшественник хорош или плох, значения не имеет: между ним и ребятами установились какие-то связи, и к любому преемнику мальчишки отнесутся настороженно. К старому мастеру группа привыкла, приспособилась, выработала какую-то линию поведения. Новый человек - неизвестность, а любая неизвестность несет в себе что-то от опасности.
Как было принято, Балыков представил Грачева группе:
- Рекомендую вашего нового мастера Анатолия Михайловича Грачева. В свое время он закончил наше училище. Много лет работал у нас, потом был командирован за границу для выполнения специального задания и теперь вернулся. - Обернувшись к Грачеву, спросил: - Больше я вам не нужен, Анатолий Михайлович?
Грачев сдержанно поклонился, и Балыков сразу же вышел.
Двадцать пять пар глаз напряженно наблюдали за мастером. Было совершенно тихо, но Анатолию Михайловичу казалось, что все двадцать пять ребят безмолвно спрашивают: "Ну и что дальше?"
- Хау ду ю ду, май янг уоркерс! - тихо сказал Анатолий Михайлович. И группа замерла от удивления и неожиданности. Иностранный язык они учили и то, что мастер говорит не по-русски, поняли, однако... не более того.
- Во дает! - одобрительно выговорил кто-то.
Реплику Грачев оставил без последствий, только подумал: "Все правильно. Среагировали и ждут, что будет дальше?"
- Вот примерно так начинал я свой каждый рабочий день в продолжение двух последних лет, ребята. Это для ясности. Специальное задание, о котором упомянул Николай Михайлович, сводилось к тому, что я был командирован в Африку. Мы строили там электростанцию. Работали сами и обучали местных рабочих... - Вступление получилось что надо: сработала и первая фраза на английском, сработала и Африка.
Он видел: ребята идут к нему в руки. И тут случилось неожиданное, непредвиденное, в условиях училища почти невероятное: в класс влетел встрепанный мальчишка и дурацким визгливо-клоунским голосом заорал:
- А вот и я... Заждались? Все в сборе?..
Группа охнула и покатилась со смеху.
Накануне Грачев успел просмотреть списки группы, познакомился с журналом, вскользь поговорил со своим предшественником. И теперь мучительно решал задачу: кто это - Габибулин или Юсупов? Скуластое жесткое лицо, чуть суженные глаза, характерный некрупный нос и иссиня-черные татарские волосы... Тянуть было невозможно, и Грачев рискнул: преувеличенно радостно выкрикнул:
- Миша! Юсупов! - и с протянутой рукой устремился навстречу кривлявшемуся мальчишке.
Тот никак не ожидал подобной реакции мастера, на секунду замер, дрогнули длинные, удивительной красоты ресницы, юркнули дерзкие глаза.
- Здравствуй, Миша, - продолжал Грачев, - ты выспался? И пришел к нам... - Тут руки их встретились.
И мгновенно Юсупов понял - попался. Мастер купил его самым дурацким образом - рука мальчишки оказалась в капкане, и капкан этот сжимался медленно, неумолимо, так, что казалось, вот сейчас, сию минуту, он расплющит все до единой косточки.