Щит Персея. Личная тайна как предмет литературы

Доброжелательность к каждому человеку легко обнаруживается в ответе Самсона Вырина случайному проезжему человеку, одному из тысяч, вдруг оказавшемуся на станции. Его ответ содержит гораздо больше сведений, нежели требует обычная вежливость. Это щедрый ответ как бы открывает гостю внутреннее пространство семейной и домашней жизни гостеприимного хозяина, в этом ответе – гордость счастливого отца за свое дитя и дружелюбная готовность поделиться с каждым своим счастьем. Такой рисунок поведения хозяина дома делает проезжающего на некоторое время участником жизни семьи смотрителя, враждебный настрой отменяется, и любой человек чувствует себя в доме смотрителя естественно и непринужденно, как старый знакомый. Дом смотрителя и его дочки существует как бы на радость всему миру, он гостеприимно открыт каждому, и каждый, окунаясь в атмосферу семейной любви, лада и мира, любуется дочкой смотрителя, и недаром у рассказчика возникает чувство такой близости с этими людьми, «как будто век были знакомы». Рассказчик с удивлением отмечает, что вместо обычного желания – побыстрее уехать с постоялого двора – им овладевает нежелание расставаться с добрым отцом и красавицей дочкой.

Дом Самсона Вырина был неуязвим для враждебно настроенных «непрошеных гостей»: каждый, переступая порог станционной избы, оказывался в волшебном магическом кругу и словно «расколдовывался», из «чужого» превращаясь в «своего». Непременным следствием этого превращения становилась ответная открытость проезжающих Самсону Вырину и Дуне.

Обратим особое внимание на слова смотрителя, уже потерявшего свою дочку: «Ах, Дуня, Дуня! Что за девка-то была! Бывало, кто ни проедет, всякий похвалит, никто не осудит. Барыни дарили ее, та платочком, та сережками. Господа проезжающие нарочно останавливались, будто бы пообедать, аль отужинать, а в самом деле только чтоб на нее подолее поглядеть. Бывало барин, какой бы сердитый ни был, при ней утихает и милостиво со мной разговаривает. Поверите ль, сударь: курьеры, фельдъегеря с нею по получасу заговаривались. Ею дом держался: что прибрать, что приготовить, за всем успевала…»

Итак, Россия, едущая по своим делам, спешащая по своей приватной и казенной надобности, с охотой и готовностью приостанавливается, чтобы побеседовать с дочкой смотрителя. Сколько же самых разных господ с радостью дарили Дуню не только платочком или сережками, но и, что гораздо более ценно, своим словом, шуткой, а то и рассказом! Недаром рассказчик отмечает, что, когда он «стал с нею разговаривать, она отвечала… безо всякой робости, как девушка, видевшая свет». (Курсив наш – О. П.). Дуня, дочь отставного солдата, выросшая в глуши, встретила на станции столько самых разнообразных лиц, что можно с уверенностью утверждать, что она прошла поистине удивительную школу жизни, подготовившую ее к самой невероятной «сказочной» метаморфозе – превращению в «прекрасную барыню». Кругозор «девочки со станции» формировался в беседах с самыми разными людьми, шум большой жизни звал вдаль, Дорога манила узнать другой мир, всеобщая любовь и восхищение внушали надежду на счастье и веру в свои силы, магия собственного обаяния, готовность любить и быть любимой обещали жизненную победу.

Маленькое дорожное приключение – микросюжет с поцелуем в сенях при прощании, который оставил «столь долгое и приятное воспоминание» в памяти рассказчика, титулярного советника А. Г. Н., похоже, был тайной репетицией центрального сюжета романа Дороги – бегства с гусаром Минским. Этот мгновенный сюжет разыгрывается на грани целомудрия, но, не потому ли так запомнился рассказчику этот поцелуй, что в то сладостное мгновение ему самому почудилось, что вход в счастливое будущее приоткрылся, что счастье возможно.

Впоследствии, слушая рассказ старика отца о похищении Дуни, размышляя об этой истории, не может наш рассказчик, сам когда-то поцеловавший Дуню, в глубине души не понять того впечатления, которое Дуня произвела на Минского. Впечатления, столь сильного, что заставило гусара решительно и смело подчиниться зову счастья, как подчиняются зову Судьбы.

История с поцелуем для нашего титулярного советника А. Г. Н. -это, конечно, чисто дорожное приключение, ни к чему не обязывающее, никаких ощутимых последствий не имеющее. Это просто миг полноты бытия, вполне бескорыстная минута радости и воли.