Щит Персея. Личная тайна как предмет литературы

Мы видим, что Воланд на секунду выходит из роли, обнаруживая, как ему важно, чтобы тайно задуманный план не сорвался по непредсказуемым и непредвиденным причинам. В итоге, Воланду на ходу приходится изобретать выход из создавшегося крайне для него неудобного положения, когда он чуть было не потерял лицо. (Ведь он подчеркнул, что у Маргариты есть право только на одно желание; не может же он тут же менять правила, которые он сам установил, но, по своему обыкновению, выдает за неизменные основы мироздания). Весь незапланированный Воландом сюжет с Фридой, очень многозначительный и важный, ярко характеризует личность героини, которую, конечно, можно обмануть, но поработить нельзя.

Можно подвести итог этой вполне инфернальной сцене, в которой изображено личное знакомство мастера с Воландом. Имя данного персонажа и его экстравагантный вид есть лишь литературная маскировка, слегка прикрывающая вполне узнаваемый образ действия генсека. Именно в его обыкновение входило брать в заложники самых близких людей тех, от кого он добивался службы и повиновения. История Маргариты – это история отчаявшегося человека, взятого в заложники, ослепленного надеждой, сводящей с ума.

Примечание: Нам кажется, что в этой сцене Булгаковым отрефлексирован очень важный исторический, постоянно повторяющийся сюжет личного обращения к Сталину с просьбой о спасении очередной жертвы, попавшей в застенок. Это личное обращение заступника (например, Бориса Пастернака за схваченного Осипа Мандельштама или за Льва Гумилева) имело шанс на временный успех (временный, потому что назначенная казнь не отменялась, а только откладывалась) в том случае, если тиран имел намерение использовать репутацию и общественную влиятельность просителя. Короче говоря, если сам проситель был зачем-то нужен «рябому черту». Например, в 1934 году Мандельштам был наказан чрезвычайно мягко, скорее всего, потому, что, во-первых, сатирическое стихотворение Мандельштама «Мы живем, под собою не чуя страны…» скрыть не удалось. Сталину оказалось выгодным сыграть роль великодушного властителя, разрушая ужасные ожидания культурной элиты. Он сыграл человечность, вопреки ожидаемой злобной мстительности, и вызвал восторженную реакцию: он мог казнить поэта, но ограничился только приговором к ссылке. Не последнюю роль в создании человечного имиджа Хозяина было назначено сыграть Борису Пастернаку. Но, конечно, принцип «никогда ничего не просите» был универсальным принципом отношений диктатора со своими подданными. Обратим внимание на тот факт, что временное смягчение участи Мандельштама не отменило его гибели в ГУЛАГе, а отпущенный из тюрьмы Лев Гумилев вскоре опять оказался на нарах.

В этой сцене, трагической и страшной, сцене допроса, в которой роль следователя играет сам Воланд (а он не передоверил ее никому, в силу чрезвычайной государственной важности происходящего), по его проекту, должна была быть заключена сделка сатаны с мастером. Никаких иллюзий мастеру и его подруге не оставлено: раз мастер отказался от творчества и сочинительства, их ждет нищета. И если раньше подвал был укрытием мастера, то теперь герой, идентифицированный как автор «запрещенного романа», получивший паспорт с пропиской, всегда будет в фокусе властного взгляда, даже в «подвале». Подвал превращается в капкан, то есть в обыкновенную советскую жилплощадь, с которой происходят каждодневные похищения людей.