Щит царя Леонида

Лето я проводила на даче, там была река, не слишком широкая, но довольно сильное течение. Один берег был пологий, а на другом – обрыв. Невысокий, метра два всего, и мосточки. И мальчишки прыгали с этих мостков прямо в реку. Там было довольно глубоко, они прыгали в воду, иногда поодиночке, иногда парами, и кто-то последний кидал в воду такую штуку… как огромный спасательный круг… ага, надутая камера от большого автомобиля. И человек пять набивались в эту штуку и плыли на ней по течению.

А еще там была беленькая собачка с кривыми лапами, одно ухо у нее свисало вниз, а другое было направлено вверх. И она боялась прыгать с обрыва в воду, и самый младший мальчишка подхватывал ее под мышку и прыгал вместе с ней… И они плюхались в воду с визгом, а там уж собачка выплывала самостоятельно.

Где это было? Какая это речка и как называлась та деревня или село?

Не помню. Начисто забыла. Помню только блики на воде и яркое солнце. Оно почему-то не грело, и вода в реке была… не помню, кажется, холодная. Или теплая?

Водитель вдруг резко затормозил и выругался на своем языке.

Я ткнулась в спинку переднего сиденья, и тут меня осенило: мама!

Я должна поговорить с мамой и все спросить у нее! Уж она-то должна помнить все про мое детство! И про юность, и про молодость, и где я училась. И про бойфренда… У нас с мамой всегда были хорошие отношения, она обо мне заботится. Просто видеться часто не получается – у меня работа, у нее разные дела. Но она всегда держит руку на пульсе и пишет мне эсэмэски каждый день.

Так, говорит, удобнее, потому что звонок может быть не к месту, мало ли я у начальника в кабинете или за рулем. И вообще, звонят друг другу только пенсионеры. Современные люди только обмениваются сообщениями.

Итак, я отстукала эсэмэску: «Мам, ты где? Надо поговорить».

Ответ не пришел сразу, ну что ж, подождем.

Тут мы надолго застряли в пробке. Я уже открыла рот, чтобы высказать водителю все, что я думаю о неумехах за рулем, которые не знают города и не умеют пользоваться навигатором, но поймала в зеркале его злой взгляд и промолчала. Ладно, мне хоть и хочется скорее домой попасть, но что толку ругаться…

От мамы ничего не было, тогда я решила ей позвонить. В ответ раздавались какие-то странные гудки, потом женский равнодушный голос сообщил, что этот номер занят.

Я набирала снова и снова, мне сказали, что номер не обслуживается. Ну, наверное, она в метро едет, вот телефон и глючит.

Наконец доехали, водитель даже до подъезда меня не довез, остановился на углу, я за это дала ему денег ровно столько, сколько спросил, и того ему много.

Антонина сегодня у дверей не болталась, ну правильно, муж приехал, не до гуляний тут, так что я беспрепятственно вошла в подъезд, направилась к лифту. Возле лифта уже кто-то стоял, я разглядела в полутьме мужскую фигуру. Кабина подъехала, и мужчина, который вызвал лифт, посторонился, пропуская меня вперед, а потом зашел следом за мной в кабину. Я поблагодарила и мельком взглянула на него.

Мужчина был незнакомый. Впрочем, в этом не было ничего удивительного, я знаю далеко не всех соседей.

С виду он был довольно приличный, гладко выбритый и аккуратный, но какой-то средний – среднего роста, не худой и не толстый, с какими-то бесцветными волосами. Встретишь такого на улице и не заметишь, пройдешь мимо. Только густые брови домиком отличали его, да еще взгляд – какой-то ускользающий. От него едва уловимо пахло дезодорантом – что-то довольно приятное, лимонное, с горчинкой…

Не помню, говорила ли я, что у меня очень развито обоняние, я чувствую запахи очень хорошо. И в эту минуту мне показалось, что этот запах – немножко лимона, едва уловимая горчинка, – этот запах мне знаком. Ощущала я его, причем совсем недавно.

– Вам какой этаж? – спросила я, прежде чем нажать свою кнопку.

Он не успел ответить, потому что на площадке перед лифтом показалась Софья Андреевна. Вид у нее был какой-то взмыленный и заполошный, она махала рукой и кричала:

– Подождите! Подождите меня! Не уезжайте!

Я придержала лифт, Софья влетела в кабину, перевела дыхание и взглянула на меня:

– Хорошо, что я тебя застала, Алиночка!

Я пожала плечами: лично я не вижу в этом ничего хорошего. Но не говорить же это вслух!

Софья отвернулась от мужчины и сделала мне страшные глаза.

Я ничего не поняла и еще раз пожала плечами. Софья досадливо вздохнула и повернулась к зеркалу. Дом у нас приличный, лифт чистый, и зеркало в нем висит.

Софья, увидев свое отражение в зеркале, не пришла в ужас, хотя было от чего: волосы всклокочены, тушь на левом глазу размазана.

Было похоже, что Софья этого просто не заметила. Чудеса, да и только! Раньше уж так за собой следила… Пахло от Софьи какими-то сильными, вызывающими духами, наверняка дорогими, которые в таком заполошном виде ей совершенно не шли. На фоне духов тот запах – лимонный, с горчинкой, совершенно потерялся, и я не успела вспомнить, откуда он мне знаком.

Я нажала кнопку и спохватилась, спросила мужчину:

– Так какой вам этаж?

– Мне выше.

Лифт тронулся, и Софья снова проговорила:

– Алиночка, хорошо, что я тебя застала!