Конкретный пример воинов, избежавших ПТСР, приводит Джудит Герман в книге «Травма и исцеление». Она рассматривает данные исследования, в котором участвовало десять ветеранов Вьетнама, у которых не развилось ПТСР, то есть они прошли войну, но никакого посттравматического стрессового расстройства у них не было. Если перевести выводы исследований на понятный язык, обнаружилось, что всех этих ветеранов на войне объединяло четыре фактора. Во-первых, эти солдаты не участвовали в зверствах ни по отношению к живым, ни по отношению к умершим, у них не было расчеловечивания противника. Во-вторых, они не ощущали себя «песчинкой в адском котле», у них была какая-то точка зрения сверху, они понимали, что не могут остановить войну, но могут быть ответственными в своей ближайшей зоне — сохранять человеческие отношения в своём окопе, в своём отряде и т. д. В-третьих, они понимали меру своей ответственности, у них была совесть, они понимали, что если сейчас ситуация аномальная, то это не значит, что можно вести себя аномально и орать на своих подчинённых. И, в-четвёртых, они заботились друг о друге. Всё это очень важно, потому что человек, ощущающий себя объектом, песчинкой, видя катастрофические изменения вокруг, начинает ужасаться, потому что у него нет никакой осмысленной позиции, взгляда «сверху». Другое дело, если человеку привить мысль: хоть ты и не можешь остановить эту войну, но в зоне твоей ответственности хотя бы не терроризировать своих детей, свою жену, и этот фактор заботы о ком-то другом поможет тебе самому справиться с критической ситуацией.
Психологические техники преодоления травматического опыта: техника дебрифинга, техника затопления. Сектантские подходы к преодолению ПТСР. Парадокс психологов
В современных светских психологических техниках, которые направлены на борьбу с ПТСР, видится много недостатков. Есть такая светская техника как дебрифинг. Суть дебрифинга состоит в том, чтобы дать человеку высказаться. Травма имеет свойство бессловесности, это некое застывшее переживание, когда человек даже не может высказать, что с ним произошло, и очень важно помочь ему в этом. Когда мы готовили сборник «Щит веры…»[98]
, я не хотел включать туда стихи и рассказы из книги «Отец Арсений», но меня попросили их оставить как раз потому, что травма имеет свойство бессловесности, и человек не может высказаться. А если у человека есть какие-то литературные описания людей, переживших травматический опыт, какие-то поэтические образы, он уже может через них своё переживание осмыслить и его высказать. Но дебрифинг предполагает просто высказывание. Человеку действительно может отчасти стать легче, когда он выскажется, но не факт, что после этого он не покончит собой. Если человек сказал, что он кого-то убил, может быть, ему на данный момент стало немножко легче, но эта рана никуда не ушла. И психологический принцип, предполагающий, что психолог — это просто наблюдатель, который не должен высказывать никаких оценочных суждений, — этот принцип работает здесь против пользы дела. Соответственно, во время дебрифинга человек не получает отправной точки, оттолкнувшись от которой, он мог бы осмыслить произошедшее с ним.