Щит веры. Часть 2. Воину-защитнику и гражданскому населению в помощь (ПТСР, боевая психическая травма)

Для понимания того, как формируется и преодолевается травматический опыт, нужно вспомнить учение академика Ухтомского о доминанте (см. предыдущие главы). Когда человек сталкивается с достаточно сильным переживанием, положительным или негативным, то может произойти некая фиксация. Переживание, связанное с добродетелью, расширяет человека, углубляет его контакты с другими, способствует познанию мира и себя. Страстная вспышка — печаль, уныние, ярость — наоборот, ограничивает, сужает его социальное общение. В коре головного мозга появляется некий очаг возбуждения, который обладает свойством, с одной стороны, переадресовывать все поступающие в сознание импульсы к текущему очагу, который суммирует и накапливает их, а с другой стороны, — тормозить прочие отделы коры головного мозга.

Доминанта может на время уйти в глубокие слои памяти и не заявлять о себе. Но, когда человек попадает в подобную травматической ситуацию, доминанта связывается с новыми сигналами и обрастает условными рефлексами, и даже цвет может вызвать её действие[135]. В научной литературе была описана девушка, которая, встретившись с молодым человеком в ресторане, испытала паническую атаку, а дело было в том, что красный кетчуп, пролитый на скатерть, включил воспоминания о давно забытом изнасиловании в детстве — в комнате с красными занавесками[136]. Психический опыт, пережитый человеком, может быть воспроизведён в похожей обстановке или при просмотре фильма, в котором показаны подобные события.

Переинтеграция доминанты происходит, когда мы заново осмысливаем всплывающий драматический опыт. Человек, например, читает Псалтирь, где ситуация, связанная с отчаянием, переадресует нас к надежде и упованию. Другой же, отбросив массу самооправданий, пытается осмыслить свой негативный опыт или поступок, совершённый против совести, и вносит в этот водоворот здоровый росток. Всё, что человек сделает в момент возбуждения доминанты, в следующий раз всплывёт автоматически, если же он начнёт метаться, проклинать судьбу, то в следующий раз ему будет ещё тяжелее. Когда же в нём начнут противостоять добродетели, то постепенно ему станет легче[137].

Один из способов преодоления посттравматического опыта связан с нарративом, то есть с той историей, которую человек рассказывает о себе, пытаясь заново переосмыслить свои переживания. Это не просто банальное воспроизведение прежнего состояния, а интеграция опыта прошлого в опыт нынешний, понимание, что человек вынес из него, какие получил уроки, как изменился к лучшему. Отчасти благодаря таким историям этот опыт и преодолевается.

Подобный опыт был и в нашей стране, но он до сих пор не осмыслен. И если провести аналогию между страной и мозгом отдельного человека, то, обнажая нашу болезненную историю, мы пытаемся дать ей какое-то объяснение, чтобы опыт отрицательный переложить, наконец, в опыт положительный и вынести из него уроки, стать сильнее, в чём и заключается суть посттравматического роста.

Как показывают исследования, в результате кораблекрушений, экстремальных ситуаций, смерти близких бо́льшая часть людей (более 50 %), уходит в минус — впадает в отчаяние, уныние, замыкается в себе, разрывает социальные связи, — а меньшая (чуть меньше 50 %), наоборот, уходит в плюс[138]. Например, движение хосписов в России появилось благодаря человеку, который, пережив смерть дочери, не замкнулся в своём горе, а попытался помочь другим[139].

То же самое происходит, когда мы делимся друг с другом опытом узников, рассказывая об их опыте выживания: мы помогаем друг другу преодолеть травматическое переживание. Здесь можно вспомнить слова: «На земле во время дождя отражается небо». Именно поэтому в лагерях заставляли ни на что не обращать внимание: если человек не имеет возможности самостоятельно принимать решения, то со временем эта функция начинает атрофироваться[140], он перестаёт давать оценку происходящему, у него пропадает любопытство, анализ того, что с ним происходит[141].

Если человек не может смотреть по сторонам, его заставляют смотреть в землю, но он знает, для чего он это делает, то в состояние регрессии он не входит. Он может копить силы для сопротивления, и так у него рождается другая доминанта, конструктивная положительная мысль; тогда внешние стрессовые события не ведут к унынию, а поддерживают желание выстоять, — так скорби выковывают положительные навыки. Всё зависит от того, какие внутренние условия человек сам в себе воспитает.

Человек как субъект, а не песчинка в жерновах истории

А. В. Брушлинский (в своё время он был директором НИИ психологии Российской академии наук и написал книгу «Психология субъекта») писал, что суть тоталитарного строя выражается в убеждённости, что человека лепят внешние условия[142], такая позиция удобна и для нас: не я такой — жизнь такая. Вставая на подобную точку зрения, мы становимся песчинкой в истории и изменить ничего не можем[143].