Щит веры. Часть 2. Воину-защитнику и гражданскому населению в помощь (ПТСР, боевая психическая травма)

Человек, сталкивающийся с травматическим опытом, встаёт перед дилеммой: если помнить, то как? Если забыть, то с помощью каких технологий? Один исследователь размышлял, что люди пишут мемуары для компенсации травматических переживаний. Травматический опыт воспринимается как некое патологическое явление, а люди, страдавшие травматическим расстройством, считаются беспомощными жертвами с неизлечимым заболеванием. Когда мы видим в человеке только жертву обстоятельств, то интерпретируем всё как попытку компенсировать неудачный опыт. Но сама идея посттравматического роста заключается не столько в преодолении болезни, сколько в способности возвыситься над обстоятельствами, разорвать патологический круг, найти ресурсы для опоры. Отсутствие внутреннего ритма неизбежно ведёт человека к подчинению ритму внешнему, и основная задача заключается не в попытке разломать внешнюю ситуацию, а в старании обогатить личность, чтобы давление внешнего ритма потеряло свою власть.

Сложная ситуация провоцирует мысленный поток ненависти и печали, но это не тот вариант развития, которому следует слепо отдаваться. Нужно искать понимание конструктивных путей жизни. В частности, Ц. П. Короленко и Н. В. Дмитриева в своей книге «Homo Postmodernus»[145] главной целью ставили расширение горизонта для тех специалистов, которые склонны видеть патологию в любом варианте поведения. И картина посттравматического роста говорит о том, что страдающие посттравматическим расстройством — это не пациенты и не клиенты, а в первую очередь люди, которым нужно помочь.

Мемуары узников служат ярким примером преодоления страдания и боли. В психотерапию Зигмунд Фрейд ввёл идею оценивать состояние человека с последствиями подобного опыта в терминах описания болезни[146]. А вот Виктор Франкл, сам прошедший опыт заключения, показывал всю спорность психоаналитических гипотез. Он любил рассказывать историю, которая очень хорошо проясняет опасность подобных подходов. К нему за помощью обратился пожилой доктор в Вене, который после смерти своей жены никак не мог избавиться от преследовавшей его жестокой депрессии. Благодаря Виктору Франклу пожилой человек увидел своё горе в новом свете и стал по-другому оценивать свои страдания, когда понял, что супруге было бы гораздо тяжелее, если бы ей пришлось его пережить. В каком-то смысле, он приносил жертву ради жены, и страдания приобрели для него смысл.

Однако один американский психоаналитик прокомментировал эту историю совсем неожиданным образом: «Я понимаю, что вы хотите сказать, доктор Франкл; однако если мы будем исходить из того факта, что ваш пациент так глубоко страдал от смерти своей жены, потому что бессознательно он всегда ненавидел её…» Реакция Виктора Франкла была резкой: «Прекрасно, после того, как пациент пролежал на вашей кушетке пятьсот часов, вы промываете ему мозги и внушаете ему веру в то, о чём он должен сказать, — да, доктор, вы правы, я всю жизнь ненавидел свою жену, я никогда не любил её…» Приписывая смыслы определённым явлениям, психоаналитик рискует ошибиться, что требует от него ещё большей ответственности: «Вы преуспели в том, чтобы лишить старика драгоценного сокровища, которым он всё ещё обладал, — его идеального брака, который он создал, их истинной любви… в то время как я преуспел в том, чтобы за одну минуту существенно изменить его состояние, принести ему облегчение».

В мемуарах узников перед нами во всей полноте раскрывается посттравматический опыт христиан, переживших гонения, опыт на грани памяти и забвения (показателем посттравматического роста является то, что люди выходят из травматического опыта более сильными, умудрёнными). Например, Вадим Бойко посвящает свою книгу жертвам фашизма, узникам концлагерей, подчёркивая, что мы в неоплаченном долгу перед погибшими. Картина мира человека после подобного опыта рушится, и необходимо заново её восстановить. Посредством книги он не только оживляет свои воспоминания, но и старается их переосмыслить, встречаясь с опытом других.

Один автор приводит удачную аналогию: шизофрения — это состояние человека, который не способен собрать воедино осколки мозаики, так как не может вспомнить целостного изображения[147]. Люди, рассказывая свои истории в мемуарах, пытаются восстановить фрагменты своей жизни, чтобы обрести утраченную цельность. Другой автор считает, что само появление категории «посттравматическое расстройство» привело к некоему ущербу, сняв ответственность с самого человека, привило ему культуру ожидания и заставило игнорировать посттравматический рост, который следует за травмой[148].