Щит земли русской

Посадник Самсон медленно и осторожно начал поднимать бадью из колодца. Вокруг уже дым шел от костра, теплый и горьковатый. Марфа повесила над огнем кованный из меди, закопченный снизу горшок, широкий, с высокой ручкой. Посадник ловко снял с шеста чем-то наполненную бадью и понес к уготовленному походному очагу. Молодой князь встал рядом и с интересом смотрел, как лилась из бадьи в горшок мучная болтушка. Нукеры за спиной князя тихо и недоверчиво перешептывались, толкая друг друга локтями и щитами.

– Подайте чаши! – раздался ровный голос Марфы.

Дружинники передали ей деревянные чаши с высокими краями. Марфа большой ложкой черпала из горшка кисель, наливала в чаши и передавала воеводе.

«Хлебнуть бы теперь, – подумал голодный Вольга. – Хоть бы один большой глоток киселя!» Он даже телом подался вперед, но старейшина слегка надавил на плечо сухопалой рукой – дескать, не мешай!

Воевода Радко подошел к печенежскому князю, но князь не принял чаши, пальцем указал на кисель и что-то негромко произнес по-своему, обращаясь к толмачу Ежку.

– Просит испить из чаши, боится, не отравлено ли, – проговорил мрачный Ежко. Воевода оправил усы, улыбнулся.

– Добр'o же, – сказал он и поднес чашу к губам. Пил, обжигаясь. Вольга, глядя на воеводу, на чашу в его сильных руках, облизывал истрескавшиеся до крови губы, будто и ему кисель жег рот. Потом Марфа в ту же чашу налила кисель и князю. Он осторожно – не обжечься бы! – поднес чашу к черным усам и отхлебнул, потом еще раз…

– Угостите и воев печенежских, – сказал воевода Радко.

Печенежские нукеры пили русский кисель охотно, а один, совсем еще молодой – у него было надорвано стрелой правое ухо, – даже языком прицокнул в знак одобрения и протянул миску к Марфе, а сам пальцем внутрь указал: налейте, дескать, еще. Но князь Анбал так зло глянул в его сторону, что миска выскользнула из рук, стукнулась о землю, охнула и покатилась, обрастая пылью, к ногам Марфы.

– Прошу печенежского князя к другому колодцу, – позвал воевода Радко. Печенег безмолвно последовал за ним, волоча по пыли длинный меч в черных ножнах. Теперь остановились на пустыре против двора кузнеца Михайлы. Вольга снова протиснулся вместе со старейшиной Воиком в первый ряд белгородцев, а протиснувшись, стал смотреть на князя. Теперь печенег сам прикрепил деревянную бадью и опустил шест колодезного журавля вниз. Опять что-то плеснулось глубоко под землей, и Вольга чуть слышно спросил старейшину:

– Дедко, а здесь что?

Старейшина сердито сдавил пальцами его плечо, промолчал.

«Неужто снова мучная болтушка? – спросил сам себя Вольга и тут же усомнился: – Тогда почему посадник Самсон костер не велит разжечь рядом? Так что же?».

Над краем сруба показалась мокрая бадья. Князь, перегнувшись, долго смотрел во тьму земли, будто приметил что-то. Вольга так близко стоял к колодцу, что уловил запах душистого свежего меда и увидел, как напряглась синяя вена на шее печенежского князя, который склонился над срубом из тол стых бревен. Печенег распрямил наконец-то спину и повелительно указал на бадью – дескать, наливайте, отведаем.

Первую чашу снова принял воевода Радко. Сладко выпил воевода, рукой бережно вытер густые усы и вернул чашу Марфе. Выпил и печенежский князь, а потом снова молча смотрел на край сруба и длиннопалой рукой теребил кожаный ремень, на котором висел меч в кривых ножнах.

Неожиданно князь резко обернулся, будто услышал за спиной чьи-то опасно крадущиеся шаги. Цепкими глазами еще раз осмотрел воеводу в новых доспехах, посадника с дородным чревом, столпившихся чуть поодаль дружинников и степенных белгородских мужей (пришлых ратаев воевода к колодцам не допустил). Взгляд печенега недвижно замер на старейшине Воике, словно князь догадался, чья голова подсказала обреченным русичам выкопать эти колодцы и призвать степных находников.

Вольга едва не покривил рот, так больно сдавил ему плечо старейшина своими жесткими пальцами.

Князь поставил мокрую чашу на край сруба, с запозданием вытер отвислые усы тыльной стороной ладони. Недоверчивая усмешка вдруг покривила поджатые губы. Князь заговорил, а Ежко торопливо пересказывал его речь воеводе Радку:

– Толстых щек не наешь с такой пищи, конникам мясо нужно… – после этих слов печенег согнал с лица улыбку, оглянулся на свою стражу и теперь заговорил для своих нукеров: – Но на стенах урусы стоять могут еще долго. Велик их новый бог неба, если наградил город этот таким чудом. Возвратимся и расскажем об увиденном всему войску. Так скажем: кому по силам меряться с богами? Потому и нет нам здесь удачи. – И снова повернулся к воеводе и посаднику: – Налейте нам в сосуды того и другого. Пусть и остальные князья отведают. На слово ведь в таком деле мало веры.

Когда остановились у вновь открытых ворот, воевода Радко, придержав повод печенежского коня, сказал князю: