И моя рука, сжимавшая рожок с мороженым, сама потянулась вверх, перехватила рожок и влепила его, как перевернутый нож, промеж кошачьих глаз Анны-Софии Шульце-Веттеринг. Послышался хруст вафель и крик Анны-Софии, подтаявшая клубнично-ванильная жижа потекла по веснушчатому носу и закапала на лимонное платье.
— Ты мне за это ответишь, дрянь поганая! — завопила Анна-София. — Ты мне ответишь!
Ее голос зашелся от негодования.
— Мадонна миа! — воскликнул итальянский мороженщик.
Но я уже сидела на велосипеде и с такой скоростью крутила педали, будто за мной гнался сам черт.
Однако черт оказался-таки не позади, а впереди меня. Вырос передо мной из-под земли. Сжав тормоза, я чуть не перелетела через руль.
Черт явился в облике управляющего. В тяжелых охотничьих сапогах и зеленых гамашах, уперев руки в боки, он впился в меня акульим взглядом. Лицо его налилось кровью, жилы на лбу вздулись, и он зарычал. Что это я себе позволяю?! Здесь парковая дорожка для променадов, а не велотрек для недорослей.
Помню, как он сказал о «недорослях» и как я усмехнулась.
Управляющий стал хватать ртом воздух.
— Черт побери! Они еще ухмыляются! Нет, это уже слишком! — рычал он. — Хотя ничего странного — мать занята на стороне и не уделяет должного внимания. Можешь передать матери, что я свяжусь с ней в самое ближайшее время! Причем письменно!
«И он туда же», — подумала я.
— Бывают такие дни, когда даже из постели вылезать не хочется, — любил повторять папа. Это было в то время, когда он рассказывал мне о верхоглядах.
Помню, как он посадил меня на колени и мы долго смотрели в окно. Потом я спросила:
— Папа, а все-таки кто эти верхогляды?
Он вздохнул и ответил:
— Такой странный народец, который всё за всеми повторяет.
— Всё? — переспросила я.
— Всё, маленькая жемчужинка!
— А если кто-нибудь из них стоит на одной ноге?
— Тогда и все остальные тут же встают на одну ногу!
— А если тот падает?
— То остальные валятся вместе с ним!
— А если кто из них пишет картину?
— То остальные тоже принимаются писать.
— Неужели все, папа?
— Все!
— Но мы же не верхогляды?
— Нет, маленькая жемчужинка, — ответил папа. — Мы не верхогляды.
Неделю за неделей думала я о верхоглядах, пыталась представить себе, где они живут, как подражают друг другу и как все это выглядит. Раньше меня это веселило.
Но тогда я и не подозревала, что верхогляды существуют на самом деле. А теперь у меня пелена спала с глаз. И Анна-София, и управляющий, и мама Анны-Софии, сплетничавшая о моей маме, ничего не зная о ней, — все они были верхоглядами.
— Все говорят, что твоя мать выйдет за отца Даниэля! — утверждала Анна-София.
Все. Все верхогляды.
— Что-то ты рановато, — сказала мама. Она сидела в шезлонге, положив ноги на каменный столик. — Ну? Как все прошло?
Я не отвечала, но и в дом не шла. Просто стояла и чертила узоры носком туфли. Вообще-то я ждала, что она отругает меня за желтую футболку.
Но она не ругалась, долго рассматривала меня, а потом сказала:
— Тебе идет эта футболка. Хочешь, подарю?
Тут я расплакалась, а мама встала и подняла меня на руки.
— Всё так плохо? — спросила она.
— Еще хуже! — всхлипнула я в ответ.
Она крепко держала меня на руках и укачивала, напевая песенку, — совсем как прежде:
И я рассказала ей все. Все, что говорила Анна-София и о чем якобы болтали люди. А когда дошла до того, как влепила рожок с мороженым промеж глаз Анны-Софии, мама расхохоталась и захлопала в ладоши.
— Великолепно! — воскликнула она. — А об управляющем забудь. Это я улажу!
— А остальное… — спросила я. — Про тебя и Петера?
— Верхоглядские бредни! — уверенно ответила мама.
Тем вечером я видела Гизелу в последний раз.
Мама стояла на кухне и делала нам бутерброды с колбасой.
— Дело, конечно, твое, — говорила она, — но Гизела так часто о тебе спрашивает. Она была бы очень рада!
Даниэль и Лукас сидели на скамье в нашей кухне и не спускали с меня глаз. Ясно было, о чем они думали. Я так и чувствовала, что они считали меня главной трусихой всех времен и народов. Потому что сами снова начали заходить к Гизеле в комнату. Мама рассказывала, что Лукас даже забрался к ней под одеяло.
Да, Даниэль и Лукас были правы. Я трусила. При мысли о встрече с Гизелой меня охватывал непреодолимый страх.
За окном ворковали голуби.
А завтра начнутся каникулы.
И завтра Даниэль поймает щуку.
Так что если и вправду существует Щучий бог, то Гизела выздоровеет в любом случае и мне еще представится случай навестить ее… если существует Щучий бог!
Мама мельком взглянула на меня:
— Хватит грызть ногти!
Павлины за окном возвестили о приближении вечера.