Щуки в море (СИ)

— Нужно! — подмигнула Даша. — Агроном должен в первую очередь на поле смотреть, а не на календарь! Кстати, о делах наших скорбных, — она скосила глаза на выпирающий живот. — Роды кто принимать будет? Наталь, я знаю, что ты акушерка, но хорошо бы ещё кого-нибудь из наших, с даром снимать боль. Я сама, конечно, это могу, но с других, а не с самой себя.

— Так Меллеан же! — воскликнула Ната. — Я её для этого и знакомила с тобой.

— Надо же, Первые сёстры двух миров! — восхищённо выдохнула Леренна.

* * *

— Ой, что на суде было! Трагикомедия, иначе и не скажешь, — нервно посмеиваясь, рассказывала Кристина. — Волокитили-волокитили, а всё равно когда-то надо! Ксюша сначала выступает, ну при маме, конечно. Елена эта аж дрожит, боится против оффи идти, а Ксюша вся прямая такая, спокойная! Дала показания, потом этот Михаил Андреевич мямлит, пытается отпереться, да только глуповат мужик, сразу видно, что врёт, да неумело притом. Потом Вероника, — женщина усмехнулась. — Тоже подсудимой пошла, расстарался Кирилл. Смотрю я на неё и думаю — и вот этой жабы я когда-то боялась? Еле ходит с палочкой, руки дрожат, половины зубов нет, а всё равно визжит: «Не знаю я ни про какие отказы! А соплячку эту в психушку на учёт надо! На старших руку поднимает, уголовница!» Главное, подсудимая, а орёт как потерпевшая… Наталь, что такого смешного?

— Да выражение это, — наконец объяснила Ната. — Оно вообще-то означает «психует», но у тебя получилось в буквальном смысле, — теперь рассмеялась уже Кристина.

— Короче, утопила и себя, и охранника, — продолжила она наконец. — Дурная же тётка, никак не доходит до неё, что такого гитлерования никто, мягко говоря, не любит, тем более судья у себя на работе. Ну, свидетелей начали вызывать, Белочка выходит, и я с ней. Всё по делу, никаких эпитетов, никаких домыслов — что видела, то и говорит. И тут Вероника как завизжит: «Ах ты дрянь малолетняя — против взрослых свидетельствовать!»

— Что, даже не «врёшь», а именно «свидетельствуешь»? — не поверила Ната.

— Ну! Судья скривился так — и штраф ей «за оскорбление участников судебного разбирательства». Главное, всё ему ясно стало! Для проформы, конечно, спрашивает: «Свидетельница, вы можете что-то добавить?» И тут Белочка… ой, не могу! — Кристина громко расхохоталась.

— Так что сказала-то? — Нате стало жутко любопытно.

— Это надо было видеть! Сейчас попробую изобразить, — женщина с третьей попытки сделала серьёзное лицо и передала слова дочери: «Ваша честь, я хотела бы добавить, что de lege ferenda[7] медсестра должна давать расписку в получении отказа».

— Ой… Научили на свою голову! — через несколько минут Лесная Сестра всё же смогла произнести несколько слов подряд. — Судья же понял небось?

— Ну да, а смеяться-то ему не полагается! Трясётся только, и Кирилл трясётся, и адвокат этих… Тут секретарша спрашивает: «Белла, ты, наверное, адвокатом будешь?» Надо же было кому-то что-то сказать. А Белочка так серьёзно: «Пока не знаю».

— Так чем дело-то кончилось? — не утерпела Ната.

— Тимофееву, значит, условный срок и запрет на три года охранником работать, Веронике — только запрет на два года, да она и не может всё равно, с такими-то руками! Ксюше с мамой небольшую компенсацию присудили, и частное определение по поводу директора.

— За то, что медсестру с судимостью на работу взял?

— Ну. Главное, что произвол осудили! — торжествующе оскалилась Кристина.

* * *

Ната неторопливо шла по улице, наслаждаясь июльским солнцем. За Дашу было, конечно, немного тревожно, но все Стихиали и Лесные Сёстры уже стояли на страже — чистюля Алина отмыла до блеска квартиру, Инесса всё перестирала и перегладила, дежурила на кухне Аня, готовая в любой момент что-то подать или нагреть воду, а у подъезда в машине — Виктор, и главное, появилась мудрая Меллеан. «Сейчас небось сидит чай пьёт и легенды Даше рассказывает», — умиротворённо подумала Лесная Сестра. — «Очень ей чай понравился, сказала, мог бы кое-где в её родном Тинистаре расти, но что ж делать, если Тесенит такой глупец! И оливы росли бы прекрасно, и дыни…»

— Ната? Ты, что ли? — неожиданно окликнула фею шедшая навстречу женщина лет пятидесяти. Господи, Нина Виленовна! Та самая «медсвекровь», чьё вахтёрское рвение семь лет назад стоило Кристине психиатрического диагноза!

— Доброе утро, Нина Виленовна! Простите…

— Да простила уже, хоть и злая была на тебя! — грустно улыбнулась пожилая медсестра. — Всё думала — ну как же так, я в ей матери гожусь, а она меня при всём народе — да за волосы! А через неделю слышу — Вероника эта одной мамочке с таким наслаждением рассказывает, что у неё от прививок не отказываются, одна вот не поняла, кто здесь власть, так теперь в психушке лежит! Господи, думаю, ну в дурку-то за что? Вероника, понятно, гнида была, но напустила-то я её, получается! Самой бы прощения просить, так не знаю даже, у кого! Так и не даёт покоя совесть с тех пор…

— Может быть, в кафе поговорим? — предложила Ната, чувствуя, что бывшей коллеге нужно выговориться. — Я помню, вы хороший кофе любите.