Шедевры Третьяковки. Личный взгляд

Волею судеб панно оказались в Третьяковской галерее и многие годы находились в фондах – видимо, не было того побудительного мотива, которым стала выставка и финансирование фундаментальной реставрации панно ее организаторами из Швейцарии и Германии. До этого панно разворачивали, насколько мне известно, только один раз в 1973 году, когда Марк Шагал приезжал в Москву. Свернутые в рулоны, они хранились в запасниках Третьяковской галереи нереставрированными – их раскатали перед художником, и он подписал их: «Марк Шагал, 1920 год». Шагал сам не знал, что эти панно дожили до наших дней. Сохранились удивительные фотографии, на которых хорошо видны лица тогдашнего главного хранителя галереи Лидии Ивановны Ромашковой, реставраторов и хранителей.

В процессе подготовки выставки Шагала в Швейцарии и Германии в 1990–1991 годах, – а ее широко разрекламированная уникальность состояла, прежде всего, в первом в истории показе семи отреставрированных панно – у меня была возможность заниматься не только организационными вопросами, но и вместе с легендарным трио реставраторов Третьяковской галереи: Алексеем Ковалёвым, Леонидом Астафьевым и Галиной Юшкевич на специальной тележке, сконструированной для реставрации этих огромных полотен, перемещаться над растянутым на полу центральном панно цикла – «Введением в еврейский театр».

А как еще можно было добраться до середины этого масштабнейшего полотна – 287×797 см?! – только с помощью специального устройства, на котором работали реставраторы. Это была действительно абсолютно уникальная работа. На тот момент это было Третьяковское ноу-хау, никто тогда не делал масштабных реставрационных работ таких хрупких произведений, написанных на тончайшем холсте. Именно тогда я, на самом деле, поняла, сколь велик масштаб личности и масштаб дарования Шагала.

Всего Шагал написал семь панно. Это «Введение в еврейский театр» – то самое над которым я перемещалась на реставрационной тележке. «Свадебный стол» – тоже большое семиметровое панно, но узкое. Четыре вертикальных панно: «Танец», «Музыка», «Театр» и «Литература». И фантастическая работа, два с половиной на два с половиной метра – «Любовь на сцене». Эти панно представлены сегодня в зале № 9 Третьяковской галереи на Крымском валу. Они были созданы Шагалом для зрительного зала Государственного еврейского театра, который возглавлял Алексей Грановский[18]. Способствовал созданию этих панно великий художественный критик Абрам Эфрос[19], который считал Шагала одним из величайших, если не самым выдающимся, среди художников.

Это был 1920 год. Шагал с любимой женой Беллой и маленькой дочкой Идой переезжают в Москву, и все, что его ждет – это крошечная сырая комнатка с окнами во двор. Потом ему дают жилье в поселке под Москвой, в Малаховке, где была специальная школа для детей-сирот, в которой он преподавал. Ему часто приходилось ездить в Москву по самым разным делам. Вокруг была тяжелая неустроенная жизнь, гражданская война, голод, тьма-темень. И в этой ситуации Шагалу, человеку, для которого невероятный мир театра, где возможно все, изначально имманентен его собственному творчеству, предлагают не просто создавать декорации к спектаклям Государственного еврейского театра, а оформить сам зрительный зал, маленький зал на 90 мест.

В центре зала была сцена. Шагал сделал проект занавеса, от которого сохранился только эскиз. В театре был расписанный Шагалом плафон, и он тоже не сохранился. Всю волшебную коробочку театра, которую так блистательно описал в своем «Театральном романе» Михаил Булгаков[20], создал Шагал. На длинной стене располагалось «Введение в еврейский театр», слева от входной двери в зал – «Любовь на сцене», в простенках между окон висели вертикальные панно и поверх них шел большой длинный фриз – «Свадебный стол». Когда театр переехал на Малую Бронную, – панно переехали вместе с ним.

В еврейском театре говорили на идиш, и одним из самых знаменитых спектаклей, который играли на идиш в центре Москвы, был «Король Лир» Шекспира. В 1930-е годы лучшим королем Лиром всех времен и народов считался и был великий актер Соломон Михоэлс. Спектакль был оформлен прекрасным художником Александром Тышлером, и есть легенда, что именно Тышлеру мы обязаны тем, что эти панно сохранились, и, в конце концов, оказались в запасниках Третьяковской галереи.