Шеф

– Жду ровно сутки, – предупредил чеченец, вставая и поднимая за локоть Ингу. Та, надев туфельку, злобно скалила на Олега свои импланты. Друзья Равшана и три модели ждали возле дверей. Идя туда за Равшаном, Инга порывисто оглянулась. Ее глаза – глаза двадцатитрехлетней Мишель Мерсье, уже не горели злобой, а блестели слезами. Олег не перехватил этот взгляд. Осушив бокал, он велел Наташке позвать Ахмеда.

– Ахмед, – сказал он, как только хозяин бара пришел и сел рядом и ним, – сейчас я отдам тебе все долги.

– Какие долги? – удивленно спросил Ахмед. – Ты мне за шампанское только должен.

– Я думаю, это было самое дорогое в мире шампанское.

– Нет, не самое дорогое. Семьсот рублей.

Олег положил на стол семь американских бумажек. Ахмед нахмурился.

– Не нужны мне чужие деньги! Обидеть хочешь? Дай Наташке сто баксов и возьми сдачу.

– Ахмед! Послушай меня.

– Ну, слушаю.

– Я придумал план. Если он удачный – для его воплощения мне достаточно будет полутора тысяч. А если он неудачный – эти семьсот меня не спасут. Возьми, пожалуйста, их на случай, если я вдруг опять без денег к тебе приду.

– Хорошо, Олег, – с печалью сказал Ахмед, помолчав немного, – я их возьму. Но ты крепко помни, что у меня – твои семьсот баксов.

И Ахмед ушел, забрав деньги. Олег налил себе еще рома, выпил и закурил, откинувшись на высокую спинку кресла. Он видел сны наяву. На него напала его тоска – тоска, сосущая сердце, как заунывный плач ночной птицы из степных далей, как предрассветная тишина, как Северное сияние. Приползла она на свирель «Одинокого пастуха» Поля Мариа, зазвучавшую из динамиков после серии песен Элвиса. С шумной набережной Москвы-реки, поблескивавшей багрянцем заката, грустно и удивленно смотрела на окна бара тонкая девушка с темно-русыми локонами. Ее звали Нина.

– Олег, я через пятнадцать минут заканчиваю, – донесся как из туманного далека писклявый голос Наташки, – хочешь меня домой проводить?

– Пошла ты, – шепнул Олег, раздавив окурок. Через минуту он встал, качаясь, медленно подошел к дверям и покинул бар навсегда. Тоска поплелась за ним.

Глава 4

Олег

Вернувшись к себе, Олег запер дверь, включил везде свет, уселся за стол, достал два листа бумаги, заточил карандаш и нарисовал два портрета. Ему понадобилось на это двадцать минут.

Потом он лег на диван, ничего не сняв, и начал считать размазанные по потолку комариные трупы. Спать ему не хотелось, и не спать – тоже. Вот уже много месяцев каждый приход домой опускал его настроение до депрессии. Если бы обстановка квартиры была убогой, он бы не унывал, обводя глазами свое жилище. Но, к сожалению, почти все в этих стенах громко кричало ему о том, как много было у него денег полтора года назад, когда он ходил за ними не в казино.

За эти полтора года его судьба намоталась на ось рулетки полностью, без остатка. Он и раньше поигрывал, но от скуки и как-то все неудачно. Внезапный выигрыш удивил его и заставил крепко задуматься. Некоторые граждане, сорвав банк, успокаиваются на этом, чтоб не дразнить фортуну. Некоторые решают, что они мертво взяли ее за хвост. А Олег, смотревший на все глазами полного сил самца, решил, что фортуна ему сдалась, как женщина, и теперь он может к ней присосаться.

Не тут-то было. Женщина оказалась прожженной шлюхой, и не Олег присосался к ней, а она к нему присосалась. Он почти каждый вечер носил ей деньги, а она била его по морде и изменяла ему. Возжаждав власти над нею, он достал с полки учебник алгебры. Через месяц порвал его на клочки. Они до сих пор валялись по всем углам, вперемешку с клочками Библии, порванной еще через месяц. Потом он стал изучать апокрифы. Эту книгу спасла одна проститутка, взяв ее почитать.

Однако Олег горячо и аргументировано доказывал каждому своему собеседнику, что и высшая математика, и Святое писание подтверждают возможность разработки системы беспроигрышной игры в рулетку. Тем, кто высшего образования не имел, показывал формулы на страницах записной книжки. Он это делал из страха перед психушкой. На самом деле он продолжал считать, что фортуна – женщина, и к ней надо подобрать ключик, чтоб овладеть ее сердцем. Он перепробовал сотни ключиков – преклонение, благородство, юмор, удаль, презрение и т.д.. И при этом всегда был щедр – ставил много. Его встречали шампанским и в «Метрополе», и в «Голдэн-Пэлэсе», и в «Метелице», и в «Короне», и в «Карусели», и даже в «Беверли Хиллз», где он как-то раз сломал челюсть слишком придирчивому охраннику.