Низам: Недуг любовный, от которого спасенья нету. Он встретил девушку, сравнимую лишь с Солнца Светом, прекрасную, как дивный сад Аллаха, цветущую весну. И он от нас отрекся, от веры нашей, сжег суфийский плащ, Коран на площади прилюдно. Она ведь христианка, она ему поставила условие: чтоб с нею быть, он должен тоже в христианство перейти. Учитель наш безропотно ее веленью подчинился. Когда ж на площади потом при всех, она ему сказала свинопасом стать и ей прислуживать до будущего года, наш Мастер согласился снова. Сказал, что больше в Мекку не вернется. А нам велел покинуть Рум, и мы сюда вернулись. Живем мы, словно в склепе, в полной тьме. Живые мертвецы. Нам свет дневной не в радость. Наш Мастер обезумел, от нас вдали у девы бессердечной свинопасом трудится, в хлеву ночует… Как стерпеть такое? Хуже пытки этой на свете, верно, нет!
Азар (вскочив со стула, возмущенно): Что слышу я? Да это просто бред!
Ученики замирают, не понимая его.
Азар: Как вы могли покинуть Шейха? Бросить одного? В чужой стране? Да если бы сотни тысяч раз он приказал его покинуть! Вы в верности ему клялись и говорили: в ад за ним пойдете, а даже в свинопасы вам наняться оказалось тяжело?! Какая ж это верность?
Кинан (запальчиво): Ты молод, не имеешь права нас судить! Да что ты понимаешь!
Низам (Кинану): Молчи, Кинан! Он прав. Стыдиться нужно нам. Слабы душой мы были. Аллах нам испытание послал, а мы прозрели поздно (склоняется перед Азаром). Учитель говорил, что твое сердце пылко, разум ясен. Прости глупцов, которые пред лицом несчастья оказались вдруг ничтожны и мелки…
Фарид (с раскаяньем): Исправить как ошибку нашу?
Низам: Вернемся мы к Учителю, но не сейчас. Нам сорок дней поста необходимо, чтоб очистить души наши. Когда же духа свет и ясность мысли к нам вернутся, поедем в Рум, наймемся к той, которую Учитель любит, и за любую плату трудиться честно будем, чтоб с Мастером уже не разлучаться.
Эмир (со стыдом): И почему нам нужно было укоры выслушать от брата нашего, прежде чем прозреть?
Азар: Молитесь, братья! Я с вами пост ваш разделю. Аллах вернет нам ясность мысли, а потом и Шейха нашего, когда мы в Рум приедем. Опомнится Учитель, верьте мне. Ведь заблуждения случаются у всех и длятся долго, но всегда проходят. Да, испытание тяжелое послал Аллах, но если мы друг друга не оставим, не предадим, любое испытание не страшно.
Кинан: Прости, коль я тебя обидел речью грубой. Я был не прав.
Азар: Я не сердился. Учителя ты любишь, как мы все. А ярость та твоя — от боли, что его пришлось покинуть и терпеть разлуку. Другое страшно: отрекшись от него, уехав прочь, вы связь духовную прервали. Мы больше не Суфийский Круг, и в этой дали не можем чувствовать сердца друг друга.
Юнус: Печаль моя, печаль растет!
Азар (Юнусу): Твой разум затуманен, но это поправимо. Друзья, клянитесь мне, что совершим мы невозможное, но братство восстановим.
Низам (и остальные по очереди): Клянемся!
Кинан: Наше слово крепко!
Юнус (с облегчением): Как будто от кошмара вдруг очнулся.
Азар (с улыбкой): Я в самом деле рад, что к вам сейчас вернулся!
Свет гаснет. В темноте меняются декорации.
Сцена 3
Комната Азара.
Юноша крепко спит. С потолка падает широкий луч света, освещая изголовье кровати. В луче света стоит Шейх Санан в черных одеждах. На голове черный тюрбан, лицо закрыто темной тканью. Санан склоняется, касается рукой головы Азара. Тот вскакивает на постели, глядит на Шейха.
Внезапно на сцене начинается причудливая игра света: алые, золотые, синие, зеленые лучи, кружась, прочерчивают сцену, ненадолго закрывая происходящее. Когда пляска света прекращается, один широкий луч выхватывает фигуры Санана и Азара. Черные одежды Шейха исчезли, теперь на нем надеты другие: белые, вышитые золотом и серебром.
Лицо Санана больше не закрыто, с головы исчез тюрбан. Шейх улыбается Азару. Луч света постепенно меркнет, фигура Санана исчезает.
Азар: Братья! Братья! Ко мне! Скорее!
Вбегают остальные ученики.
Эмир: Ты звал нас?
Низам: Бледный, словно смерть…
Фарид: Ты напугал нас, мы уж опочили!
Юнус: (зевая) Десятый сон смотрел.
Эмир: Я думал, воры пробрались, ан — никого!
Кинан: Злой дух тебя смущает?
Азар: Нет, добрый дух, и весть его добра. Передо мной в сияющих одеждах из золота и серебра Учитель наш предстал сию минуту. Я понял, к нам вернется он, и скоро. Аллах разбил его оковы, свободен наш Учитель от пут, его державших на чужбине. Он на пути уж к нам!
Низам (с надеждой): Ты точно это знаешь?
Азар: Да, душу Мастера я знаю, как свою! Он был в плену, томим печалью, и от Аллаха пеленою скрыт, ну, а теперь он светом весь блестит, сияет Солнцем ярким. Он светом стал! С Аллахом вновь соединился, душа его не страждет боле, греха и заблуждений больше нет. Ах, как прекрасен был тот свет, что мне его явил в виденье! Как счастлив я! И мы с ним снова нераздельны, с Учителем, который нас к Аллаху приведет. Круг снова наш един! Единство наше века переживет.
Кинан: Так ехать надо. (Азару) Ты верно понял: Мастер на пути из Рума в Мекку?
Азар: Вернее быть не может. Утром собирайтесь. В пути мы встретим Мастера, я обещаю вам.