Шехерезада

Девушка с нервным вздохом бросила на пол головную повязку.

— Рубашку снимай.

Она двигалась суетливо, неловко, как бы стыдясь своей наготы и в то же время боясь проявить непослушание.

— Теперь шаровары. Развяжи пояс.

Она нерешительно медлила.

— Ты меня слышишь?

— Господин… — пробормотала она.

— Что?

— Господин, — робко продолжала девушка, — что ты хочешь сделать?

Шахрияр шумно выдохнул, как огнем полыхнул.

— Осмелишься противиться?

— Нет, — поспешно заверила она. — Если я…

— Сомневаешься в моей власти? — прошипел он.

— Государь, я только хочу…

— Я убил сотни таких, как ты! Целое поколение! Где ты была, девушка?

— Просто хочу, чтоб ты вместе со мной получил удовольствие…

— Обезглавил! — Царь уже не мог удержаться. — И прикажу убить тебя за малейшее неповиновение, не сомневайся! Тебя и всех прочих девушек в царстве! Дрожишь?

Казалось, она вот-вот расплачется.

— Сейчас же развяжи шаровары! Такова моя царская воля!

Она медленно развязала пояс с подлинной девичьей стыдливостью. Радуясь и гордясь, что поверг ее в ужас, Шахрияр нетерпеливо шагнул вперед, вцепился в ее шаровары узловатыми пальцами, сдернул одним решительным рывком. Она замерла на месте, тяжело дыша.

Он уставился на тщательно выбритый треугольник, на пышные, плотно сжатые ляжки, перевел взгляд выше, на груди. Несколько секунд простоял неподвижно, торжествуя, ликуя от чувства вернувшейся молодости. Орел настойчиво вылетал из гнезда, царь не мог оставаться в оковах одежд. Сорвал с себя шелковую джуббу, отшвырнул кушак, сдернул нижнее белье, как зловонные бинты, предстал перед Анис аль-Джалис нагишом, кроме потерянных на секунду сандалий, с победоносно восставшей из пепла мужской гордостью, указующим перстом торчавшей перед ней.

— Могу тебя убить, могу взять, — крикнул он. — Что предпочитаешь?

— Умоляю, сжалься! — всхлипнула она, дрожа нежным телом.

— Возьми поросенка в руки, — приказал царь.

Она протянула мягкую тонкую руку, которая повисла в воздухе, словно боясь обжечься о раскаленный жезл.

— Бери, — выдавил Шахрияр сквозь зубы.

Девушка неловко стиснула пальцами лиловую головку, словно вытаскивая луковицу из земли. Жезл в ответ взметнулся во всю длину, как хвост испуганного котенка.

— Горячо? — спросил он.

Она испуганно вздохнула и содрогнулась.

— Достаточно горячо для тебя? — усмехнулся царь.

— Обжигает… — с трудом выдавила она.

Он хмыкнул:

— Годится? Понимаешь теперь, что ни один раб не достоин твоего внимания?

Она смутилась надлежащим образом.

— Тебя это устраивает?

— Государь?..

— Отвечай! — прошипел он, заведясь до предела, испепелив ее взглядом.

— Поистине… царский член! — объявила она.

Изнутри у него неожиданно лавой хлынула ненависть. Она, по его мнению, олицетворяла женское коварство, предательство, козни шлюх, сучьи хитрости, и он пришел в такое же бешенство, как двадцать лет назад. Он с силой ударил ее по лицу; девушка по-собачьи завыла, ошеломленно прикинулась, что не заслуживает наказания, и он снова ударил, свалив ее на пол. Постанывая, она принялась отползать от него, соблазнительно повиливая перед глазами пышным задом, он упал позади нее на колени, слыша в ушах биение своего сердца, наставил кинжал, согнулся над ней, накинул на шею пояс от шаровар, схватил за волосы, как за поводья, вошел в нее сзади, бешено крикнув в самое ухо:

— Думаешь, меня твое мнение интересует? Ты — рабыня и шлюха Анис аль-Джалис, а я Шахрияр, царь Астрифана! — Прикусив передними зубами складку кожи на шее, глубоко впился, как тигр, и кровь — эликсир молодости — брызнула в рот.

Сука сопротивлялась, вертелась под ним, елозила злобной кошкой, вопила в знак протеста, и хотя он старался ее удержать, триумфально завершив соитие, вдруг обнаружил, что даже своей вернувшейся силой не сможет одолеть молодую сучонку. Девушка ткнула ему локтем в солнечное сплетение, причинив ему боль, которая раньше была бы терпимой, а нынче кузнечным молотом грянула в дряблую плоть. Она вырвалась, выбросила из влагалища его член, вскочила, бросила на него ненавидящий взгляд и крикнула:

— Пошел вон! За кого ты меня принимаешь? — Дотронулась до шеи — пальцы окрасились кровью из прокушенной раны. — Чудовище!

— Я царь! — заявил он, с трудом поднимаясь.

— Мне плевать, кто ты, царь или погонщик мулов! Не имеешь права кусать меня! За кого ты меня принимаешь?

— Шлюха, тебе повезло, что осталась живой!

— Я певица!

— Рабыня и шлюха! На колени, сука, или мой меч падет тебе на шею! — Шахрияр уже с трудом дышал, стараясь прийти в себя.

Глаза ее вспыхнули.

— Мне было приказано составить тебе компанию, — бросила девушка, прикрываясь разорванными одеждами, — но о таком даже не было речи! Правильно все говорят, что ты попросту жирный дурак! Неужели действительно веришь, будто я Анис аль-Джалис?

Он нахмурился, а она рассмеялась:

— Я — Кариб аль-Камар, певица, исполнительница хурраджа. Никакой Анис аль-Джалис нет на свете… это выдумка… персонаж сказок Шехерезады!

Шахрияр вытаращил глаза.

— Правда, — презрительно подтвердила девушка. — Ее породила Шехерезада.

— Нет… — царь не верил своим ушам.