Шехерезада

Каменный козел больше не появлялся, поэтому они с удовольствием поужинали вяленой говядиной с сухарями, жареным хвостом ящерицы, вволю запивая водой. Сафра и другие верблюдицы, пуская зеленые слюни, с завистью смотрели на них.

— Может быть, с ними чем-нибудь поделиться? — спросил Зилл.

— Это верблюды, — заявил Касым. — Они и должны быть голодными. Брось им горсть фиников.

— По-моему, воду надо беречь, — добавил Юсуф. — Неизвестно, сколько еще питья нам понадобится.

— Тут должны быть колодцы, — возразил Касым. — Мы ведь именно их инспектируем, правда?

— Колодцы находятся на паломнической дороге.

— У бедуинов должны быть колодцы, иначе им не выжить. И цыплята воду где-то находят. Забудьте об этом. Нельзя допускать никаких послаблений. Неизвестно, кто за нами гонится. Отправимся дальше, как только я справлю большую нужду. — Разошлись в разные стороны, чтоб облегчиться, но даже Касыму, нередко хваставшемуся в море мощными газами, способными, по его утверждению, потопить боевой корабль, так не хотелось беспомощно сидеть на корточках, прильнув к земле, что он не решился уйти далеко и даже хотел закопать испражнения, вроде кошки. Насыпали зерна голубям, запертым в клетках, взобрались на верблюдиц, снова пустились в путь по медленно вздымавшейся равнине под все еще благосклонными небесами.

Пришло утро, а связник так и не появился.

Маруф почуял запах моря, громогласно объявив об этом, как ворон из гнезда Касым на редкость серьезно отнесся к известию, быстро продвигаясь вперед в мерцающей дымке, словно спеша на встречу с давним другом, но с раздражением видел перед собой лишь обширную просоленную равнину, раскисшую под дождем. Верблюдицы с опаской смотрели на белую рыхлую землю и, погоняемые вперед, спотыкались, проваливались в трещины по колено, замедляя ход.

— Может быть, лучше в обход пойти? — предложил Юсуф.

— Все будет в полном порядке, — уперся Касым, и действительно, почва стала надежнее, хоть верблюдицы все еще протестовали.

Касым то и дело оглядывался, настороженно всматривался в соленую мглу, приказывая Маруфу быть повнимательней, всем растянуться, оправдываясь соображениями безопасности, хотя было больше похоже на то, что он просто не хочет, чтобы остальные ехали на самом хвосте у него.

— Водно, у тебя острый нюх, если чуешь соль, — бросил он Маруфу.

— Очень острый, — подтвердил тот. — И я не слепой.

— Тем и другим с большой выгодой пользуешься.

— Я из Масисы, — сообщил Маруф, видно, довольный беседой, хотя сам говорил скупо. — Жара меня ничуть не пугает.

— Действительно, — подтвердил Зилл.

Всем известно — в Масисе мозги поджариваются, как хлеб в духовке.

— Пират его забрал.

— Какой пират?..

— Пират у меня вырвал глаз, — объяснил Маруф.

— Как вырвал? — обмер Зилл. — Тебе… больно было?

— Я сдружился с болью. Палец себе отрезал, чтоб не мешал. — Он предъявил обрубок мизинца на левой руке.

— Э-э-э… редкая способность…

Маруф ощутил вдохновение:

— Хочешь, еще чего-нибудь отрежу?

— Только не сейчас, — отказался Зилл. — Может, еще пригодится.

Маруф огорчился.

— Глаз… — повторил он, возвращаясь к своему важнейшему достоинству. — Я заранее вижу землю. Лучше всего на закате.

— Тоже редкий дар, — с энтузиазмом согласился Зилл.

— Скоро придет жара, — мрачно предсказал Маруф.

— Когда? — уточнил Зилл, считая, что и сейчас уже жарко. — Завтра?

Маруф покачал головой.

— Скоро, — вымолвил он. — Скоро…

И оба поехали дальше, думая о жаре.

— Не стоит попусту трепать языком, если ищешь союзника, — посоветовал подъехавший к Зиллу Исхак.

Зилл постарался не выдать смущения.

— Я тебя не совсем понимаю.

— Ты изо всех сил стараешься нас удержать, но мало чего добиваешься. Нет на свете мужской компании, которую не раскололи бы зависть, вражда и обман.

— Возможно, — осторожно согласился Зилл.

— Истинно. Обхаживая Даниила и Маруфа, ты пускаешь стрелы мимо цели. Они для тебя не опасны.

— Я пускаю стрелы? — наивно переспросил Зилл.

— Прошлым вечером я слышал твою беседу с вором. Тоже пустая трата времени. Он может притвориться, будто тебя поддерживает, а потом неизбежно предаст.

Зилл чувствовал, что Исхак ждет вопроса, и задал его:

— А ты? Меня не должно беспокоить твое открытое презрение к Шехерезаде?

— Разве я ее презираю?

— Разве нет?

— Она спасла свою жизнь, рассказывая байки, — уже личное достижение. Пока занимательные истории удерживают голову на плечах — ты сам их не случайно на рынке сплетаешь, — она настоящая царица хурафы.

— По-твоему, сказки не преподносят реальных уроков?

— Будь осторожен, — насмешливо предупредил Исхак, — не возводи хурафу на уровень Корана.

— Действительно, все прочее — лишь тень Корана, — согласился Зилл. — Но иные увлекательные рассказы подчеркивают его смысл.

— Я слишком часто слышал подобные доводы. Приходя к пониманию собственного ничтожества, сказитель непременно старается объявить себя пророком, растрачивая между тем все таланты, которыми, может быть, обладал.

Зилл рассмеялся: