Шехерезада

Он уже предвкушал, как выйдет на дорогу Дарб-Зубейда, жадно поест, напьется, неторопливо вернется в Куфу, в Басру, присоединится к новой команде, будет учиться, найдет плодовитую жену, приобретет свое судно, станет капитаном… Другой, уверенный в себе Даниил будет осыпать проклятиями собственных матросов, бороться с ветрами, высасывать мозг из костей, обливаться морской водой, мочиться соленой водой, томиться в ней до смерти, упокоившись на морском дне, как величественный Посейдон. Возможно, с последним вздохом узнает в нем Таука, своего спасителя, даровавшего ему второе рождение. Хотя сейчас это невозможно — не из неуважения, а потому что признание ценности вклада старшего друга подорвет саму основу его нынешней уверенности в себе.

Он шагал целый день, не найдя ни одного колодца, не встретив ни единого человека, животного, не обнаружив ни малейших признаков жизни. Шел всю ночь, не останавливаясь, не испытывая облегчения от ослабления жары — наоборот, мысли и ощущения его окончательно перепутались. Обо что-то споткнувшись, упал, найдя предлог для отдыха, перевернулся на спину, закрыл отяжелевшие веки, чувствуя в мышцах дергавшие спазмы, слыша в ушах странный звон, стократно усиленный мертвой тишиной. Неясно, почему он один и куда направляется без раздражительного Касыма, но, собственно, провал в памяти представился добрым знаком, предвещавшим скорое обновление без всяких сожалений.

Утром Даниил обнаружил, что лежит рядом с человеческим скелетом в еще сохранившихся клочьях одежд, вскочил на ноги и побежал, похохатывая. Солнце вытягивало из земли влагу, смешивало с воздухом, где она сгущалась, уплотнялась, образуя облака. Перед подслеповатыми глазами всплывали миражи в фантастических формах морских чудовищ, русалок, летучих пиратских судов; вспоминался чернокожий юноша с забывшимся именем, рассуждавший у лагерного костра о чудесах, существующих в мире. Он чуть не оборвал его вслед за Касымом, желая сказать, что настоящий мужчина чудес не расписывает, пусть сами говорят за себя. Смолчал лишь потому, что спор был неприятным. Все кругом казалось ему тошнотворным.

Неожиданно в небе загремел гром и засверкали молнии, и он опрокинулся, открыв рот в надежде поймать несколько капель, но жара над пустыней стояла такая, что дождь, не достигнув земли, испарялся, вскоре далее молнии отступили в испуге, тучи робко развеялись. Даниил хохотал над диким абсурдом, пока смех не вылился в тяжкий хрип.

Он побрел дальше — глаза слипались, из ушей текла сера, похожая на костный мозг, дыхание вырывалось песчаной бурей, кожа нестерпимо горела, прямая кишка расслабилась. Он даже не знал, куда направлялся, смутно воображая, будто идет обратно на запад, хотя видел, что месит ногами кровавый песок, чистый, сверкающий, словно просыпанный ангелом. Пополз на четвереньках, по-прежнему терзаемый ветром, сжигаемый солнцем, продолжая смеяться, теперь уже молча.

Даниил тащился, пока не потерял ощущение времени, когда фантазии в стиле хурафы чернокожих стали реальнее физических чувств. Он лежал вниз лицом, хватая песок губами, как вдруг услышал настойчивое покашливание; поднял голову и увидел в тумане стоявшую над ним фигуру, вернее силуэт в развевавшихся на ветру одеждах. На миг принял его за Посейдона, величественно поднявшегося со дна моря. Потом решил, что это дух с взглядом рептилии, крокодильей кожей и клыкастым ртом. Дух занес лапу с когтями. Или с ножом. Или с чем-то еще. Детали не имели значения. Вновь уронив на песок голову, Даниил слегка усмехнулся. Он понял, что достиг конечной цели.

Глава 29

роснувшийся Халис увидел, что предатель-набатей обратил летучего коня в камень, забрал все оружие, кроме лука, провизию, бурдюки с водой, семена, которые он ел для подкрепления, даже сандалии из кожи дюгоня. Погоревал над людским коварством, над утратой сказочного скакуна, но не отступился от цели, быстро решив найти вора, вернуть посох Соломона, прежде чем продолжать поиски. И поэтому сразу отправился босиком по оставшимся на песке следам проклятого повара.

Солнце жестоко палило, песок раскалился, в небе кружили гигантские орлы, а Халис без устали шел по пустыне, по гладкой кремневой гальке и песчаным дюнам и вскоре заметил окаменевшего льва, замершего в прыжке. Халис понял, что идет по верному следу. Вскоре он наткнулся на небольшой торговый караван с обращенными в камень людьми и животными и с разграбленными товарами. Теперь Халис ориентировался не только по следам набатея, но и по многочисленным драгоценностям, выброшенным негодяем из неподъемного груза. Дойдя до места, где следы таинственно исчезли среди россыпи драгоценных камней, опасаясь, что сбился с пути, Халис заторопился, озадаченно глядя на широко разбросанные на песке ценности, пока не увидел под ногами огромного окаменевшего орла, разбившегося на куски в месте падения. Халис предположил, что набатея в пустыне схватила гигантская птица и тот, вырываясь, был вынужден бросить сокровища, парализовав орла с помощью посоха Соломона.