Игра продолжалась и в бурю на бархатных барханах, пока не село солнце и не наступила ночь. Голоса их охрипли, паузы между ответами удлинились, и когда луна оказалась в зените, Юсуф бросил самый необычный вопрос:
— «Альф лейла ва лейла», — глядя на Зилла в ожидании одобрения.
Судорожно дышавшему юноше потребовалось время для уяснения смысла, а когда он понял, то с любопытством взглянул на вора и хрипло переспросил:
— «Тысяча и одна ночь»?
— Название только что пришло мне в голову, — кивнул Юсуф. — Вот как надо назвать твою книгу, собрание хурафы, а не «Тысяча занимательных сказок».
Зилл смотрел в космос.
— Альф лейла ва лейла, — повторил он, с явственным одобрением смакуя слова. — Конечно, ты прав. Только…
Юсуф взглянул на него:
— Что?
— Лейлой звали мою мать… — признался юноша, снова слыша ее сладострастные крики под Джафаром аль-Бармаки, безутешные рыдания после гибели господина, укоризненные упреки маленькому сыну, плакавшему, когда она его от себя прогоняла.
— Нет, — решил он, отбрасывая воспоминания. — Хорошее название. Да: «Альф лейла ва лейла». Она будет храниться в моей библиотеке на почетном месте рядом с «Калила ва-Димна». — И задумчиво вздохнул. — Хотя придется потрудиться, чтоб собрать все истории.
— Если мы сейчас останемся живы, то все переживем, — заверил Юсуф.
— Да… мы…
Зилл внезапно запнулся, неожиданно рухнул лицом в песок, остальные сразу бросились к нему, окружили, подхватили, поставили на ноги.
— Все в порядке… — пробормотал он, высвободившись из объятий, глядя на полную луну. — От ветра голова закружилась. — Юноша постарался прийти в себя. Сафра по-прежнему шла вперед, указывая путь. — Надо идти, — настойчиво сказал он и зашагал, не колеблясь, удивив всех своим рвением.
Позже, как бы для окончательного опровержения собственной слабости, поманил к себе Юсуфа, чтоб тайком перемолвиться словом.
— Я боюсь за Исхака, — шепнул он.
Юсуф покосился на аскета, действительно ушедшего далеко вперед, шагая проворнее всех.
— За Исхака?
— Он… ушел в себя.
— Так велит суфизм. Полное подчинение воле Аллаха.
— Я вижу нечто большее. У него из носа кровь идет.
— У него вечно идет кровь из носа.
— Кажется, он не хочет, чтоб я это видел.
— Он погибнет последним, несмотря на возраст, — предсказал Юсуф.
— Он еще очень многое может сделать, — упорно твердил Зилл. — Если свалится… вы должны его вынести из пустыни.
— Ты сам его вынесешь. Если тебе меня выносить не придется.
Зилл вытащил наглазную повязку Маруфа с пришитым кольцом и протянул Юсуфу.
— Возьми.
— Это не для меня.
— Это выкуп за Шехерезаду. Ее стоимость в драгоценном камне. Мне… не хочется его нести.
Он говорил так серьезно, что Юсуф не мог возражать, а кроме того, и сам так устал, что больше не было сил успокаивать Зилла, поведение которого с каждой минутой менялось до неузнаваемости. Они плелись по круглым барханам, видя признаки жизни лишь в кривых отростках корней абула, выползавших из песка, словно морские змеи, и снова нырявших в неустанных поисках воды.
— Аллах воистину здесь, — подбодрил Зилл команду. — В этих корнях… Повсюду.
— Воистину, — громко подтвердил Юсуф, чтоб все слышали. — Мы никогда не сдадимся.
— Сократ как-то посоветовал одному человеку… — вымолвил задыхавшийся Зилл, — боявшемуся идти в Олимпию… представить себе этот путь обычной прогулкой… расстоянием, которое ежедневно проходишь вокруг своего дома, только растянувшимся на всю жизнь…
И после этого заморгал, как бы надеясь, что высказал ценное замечание.
— Теперь уж недолго, — подтвердил Юсуф, стараясь заручиться поддержкой капитана. — Раньше ведь мы попадали и в худшие переделки?
Сначала казалось, будто Касым, весь в ссадинах и волдырях от солнечных ожогов, не слышит.
— Я говорю, бывало и хуже, — снова попытался Юсуф. — Кораблекрушение помнишь?
Касым озадаченно посмотрел на него.
— Кораблекрушение? — переспросил он, а потом, как бы поняв вопрос, если не цель, с которой он был задан, пробормотал: — В море… — вспомнив, как они мочили одежду в соленой воде, нежились, охлаждаясь в тени пальм. — Там ветра дуют. Там жизнь. А здесь… нет ничего.
Со временем понял ошибку, даже несколько устыдился и почти бессознательно прохрипел, запоздало признавшись:
— У меня есть мечта… Была…