Шел четвертый год войны…

— В том-то и дело, товарищ полковник, — виновато вздохнул младший сержант. — Радиста нашего ножом задели, когда мы, значит, пост этот брали. Да, видно, глубоконько задели. Нести его приходится. И выходит: двое — с радистом. А капитан с пленным. А район сплошь забит, товарищ полковник, ихними войсками и техникой. Мы за два последних дня насчитали на дорогах без малого сорок колонн. Я все данные уже передал товарищу капитану Бубнову. Так что переходить фронт непросто получается. Поэтому мы опять в свое же болото уползли. И капитан так решил: переходить фронт завтра, в час ночи. Пойдут там, где прошел я. Если напорются на засаду, надо будет их поддержать огоньком. Они дадут две зеленых и одну красную ракету…

Парамонов рассказывал, а Супрун смотрел на карту. «Язык», был взят гораздо южнее того места, где накануне был захвачен танкист. Значит, либо граница особой зоны в «Глухом» проходила еще южнее, либо на севере она просто не так усиленно охраняется. Знать это точно было очень важно. Но и сами по себе сведения Парамонова были тоже достаточно ценными.

Дел с Парамоновым было еще немало, но в это время в разведотделе появились майор Зорин и старший разведгруппы старшина Коржиков. Возле пленных фельдполицаев сразу стали собираться офицеры штаба. Супрун немедленно приказал увести пленных со двора в помещение. Полицаев поместили в кладовой, где некогда хранился садовый инвентарь. Супрун изучил их документы и только после этого пошел посмотреть на них самих. Полицаев было двое, как и докладывал Зорин: невысокий, плотный, с бычьей шеей и оловянными навыкат глазами капитан и худосочная, с погонами обер-лейтенанта и желтоватой кожей фрау. Одеты они были в обычную военную форму, с той лишь разницей, что их форма была поновей и получше отутюжена, чем у прочих вояк, хотя и сидела на обер-полицайке несколько мешковато. Капитан смотрел на Супруна тяжелым, ничего не выражающим, словно после большой попойки, взглядом. Фрау вообще смотрела в сторону, будто все происходящее ее не касалось вовсе. Супрун ни о чем полицаев не спрашивал. Но вышел из кладовой со смутным чувством разочарования. Было похоже, что эти двое много не скажут.

Так оно и вышло. Но не потому, что «бугай», так мысленно прозвал капитана Супрун, или его переводчица отказались давать показания и, как говорят в таких случаях, «проглотили языки». Нет, и тот и другая оказались вполне разговорчивыми. Но дело было совсем в другом.

Допрашивали полицаев по одному. Показания пленных записывали Спирин и Мороз. Первым допрашивали капитана Герхольца. «Бугай» медленно ворочал шеей, говорил глуховато, но четко. Только теперь Супрун понял, что глаза у него были вытаращены от страха.

— Меня расстреляют? — первым делом спросил он.

— У нас в стране это решает суд. А в армии трибунал, — ответил Супрун.

— Я не оказывал никакого сопротивления, — поспешил сообщить фельдполицай.

— Вам это зачтется. Как зачтется и в том случае, если вы дадите нужные показания. Куда направлялась ваша группа? — Супрун начал допрос. Данные на полицая его не интересовали. Все его удостоверения были у Супруна в руках.

— Моя группа прибыла в распоряжение оберст-лейтенанта Рихерта, господин полковник, — сообщил «бугай».

— Кто такой Рихерт?

— Начальник армейской ГФП. — Дальше.

— Мы прибыли на станцию Панки, чтобы оттуда проследовать в Гривны. Но прежде чем туда отправиться, я связался с армейской группой. На наше счастье, там оказался штандартенфюрер Штумпф.

— А это кто?

— Штандартенфюрер Штумпф — уполномоченный имперского управления безопасности при группе армий, господин полковник.

— Ну и что?

— Штандартенфюрер лично разговаривал со мной по телефону. Он сказал, что нам нечего делать в Гривнах и чтобы мы не теряли время и срочно направлялись в Марине Там находится его представитель унтерштурмфюрер Краузе. Он введет нас в курс дела и объяснит задачи. В дальнейшем мне было приказано войти в контакт с генерал-лейтенантом фон Вюнненбергом и выполнять все его указания.

— Кто этот генерал? — Супрун попытался припомнить. Но не смог. На их фронте такого генерала не. было.

— Не могу знать, — с досадой ответил «бугай», поняв, что поставил допрашивающего в тупик.

— Хорошо. Продолжайте, — сказал Супрун.

— Штандартенфюрер приказал коменданту станции предоставить нам транспорт и немедленно отправить в это Марино. Комендант выделил нам две подводы и возчиков. Мы тотчас же выехали. Не доехали до Марино три километра и были остановлены вашими разведчиками.

— Понятно, — кивнул Супрун. — Где ваша постоянная дислокация?

— Мы только что прибыли из глубокого тыла, — мрачно ответил полицай.

— Откуда конкретно? — Из Кельна.

— Все?

— Вся группа.

«Принесла вас нелегкая, — с искренним сожалением подумал Супрун. — Я как чувствовал, что ничего из них не вытянешь. И похоже, что не врет, проклятый фашист. Ну а кто еще у него был в группе? Может, они о чем-нибудь говорили?»

— Были в составе вашей группы бывшие советские граждане?

— Нам только предстояло принять их в нашу группу, — впервые вдруг перестав таращить глаза, ответил полицай.

— Скольких?

— Четверых.

— Кто такие?