Шелковый дар (СИ)

Горячая вода еще больше вогнала в сонное состояние, лучше бы налили холодной. Ни ножа, ни другого лезвия ему не дали, на лице осталась темнеть недельная щетина. После мытья Карин натянул на себя грубую удлиненную рубаху, панталоны и ноговицы, а сверху что-то наподобие утепленной туники, ничем не украшенной, но великолепного бронзового цвета. В назначении предметов он ни разу не запутался, хотя в селе половины этих вещей не было. В последнюю очередь стянул волосы в конский хвост и вышел из-за перегородки, вызвав еле слышный вздох старухи. Она протянула ему башмаки и указала на поднос.

Вареная репа, кусок мяса, хлеб и масло. Да кружка теплой воды. Все это Карин проглотил в один момент, после чего встал, поблагодарив за еду поклоном. Девочка не сводила с него широко раскрытых глаз, лекарь поклонился и ей за одежду, отчего ребенок заулыбался.

Прислужники вывели его обратно на улицу, провели опять мимо большого дома в другую сторону, где почти у самой стены виднелась низкая каменная арка, вход под которую перекрывала металлическая решетка. У решетки прохаживалась Сулена, закутанная в теплый на вид плащ с покрытой капюшоном головой.

— Копаешься долго, — высказано было Карину недовольным тоном. — Иди за мной.

С другой стороны решетки стояли уже другие охранники, которые и повели их вниз, освещая факелами грубо вырезанные в камне ступени. Узкая лестница вилась спиралью, с двух сторон давили сырые стены, и чем глубже они спускались, тем труднее становилось дышать. К запаху плесени прибавился привкус неконтролируемого страха, Карин словно вяз в липком тумане и у площадки, у которой окончились ступени, уже едва передвигал ноги. Его спутники же вели себя совершенно спокойно, будто и не ощущали витающий в подземелье аромат гнили и смерти.

Сулена сделала знак своим людям остаться у лестницы, сама повела едва живого лекаря дальше. Небольшая площадка окончилась тяжелой дверью, куда они и вошли.

На Карина еще сильнее навалилась страшная усталость, он был пуст внутри, словно душу вырвали, лишь сердце по инерции перекачивало кровь, оглох и ослеп, стоя перед чередой клеток и не понимая, что он видит и чего от него ожидают, приведя в город мертвых. Сознание помутилось, он с силой схватился за ближайшие прутья, чтобы удержаться на ногах. По его сведенным судорогой пальцам скользнули чужие, и ему стало дурно, когда заглянул в полные боли прозрачные глаза, смотревшие на него из темноты.

— Твои пациенты, — прозвучал голос Сулены чуть дальше и Карин сполз вниз, судорожно ловя ртом воздух.

— Что… — задохнулся, закрыл глаза, ощущая боль даже в воздухе вокруг себя. — Что это такое??

— Эти существа не в меру хрупкие, а пригласить городского лекаря, как ты понимаешь, я не могу, — ровно проговорила Сулена, вставая перед ним. — Займись ими. Если нужны будут травы или инструменты — скажешь им, — кивнула в сторону двери, — принесут. Если надумаешь халтурить — всегда помни о своей мавке, и для нее место найдется. Вечером тебя заберут.

Она ушла, дверь закрылась на засов снаружи, оставив оцепеневшего лекаря наедине с нелюдьми, запертыми под землей. Он посидел еще немного в полной тишине, местные обитатели, очевидно, тоже боялись напоминать о себе, еще не понимая, чего им ждать от человека. Потом поднял факел выше: к дальним прутьям жалась русалка судя по корыту с водой, стоявшему внутри клетки.

— О Боги, — прошептал, вставая. Вдоль прохода стояло двадцать камер, по десять с каждой стороны. У дальней стены виднелся широкий стол, весь в потеках, куда Карин и направился, стараясь не смотреть через прутья, не видеть. Чуть позже, когда мозг, наконец, сможет принять действительность. Сейчас же он оглядывал миски с грязными инструментами, пучки трав, сваленных в кучу, пустые кувшины — тут требовалась основательная уборка: в таких условиях можно было только трупы хранить, им уже все равно на заражение.

Карин закрепил факел на стене, нашел таз, куда сложил все, что было в мисках, и сами миски. Отдал охранникам с просьбой все прокипятить и вернуть обратно. Сам вымыл стол, лавку, добыв воду из небольшой каменной чаши в углу. Потом сел на эту самую лавку и закрыл лицо руками, стараясь отрешиться от всех мыслей и чувств перед осмотром самих клеток.

«Будь ты проклята, ведьма, куда ты меня привела и что я могу сделать здесь? Лечить русалку ромашкой»?