Шеллшок

— Да уж сравни, чтобы раз и навсегда поставить точки над «i». He могу же я сидеть так вечно?

— О'кей! Сейчас гляну в спальне.

В спальне ничего не оказалось. Тут я вспомнил, что в моей отделанной кафелем ванной есть одно потайное место за одной из плиток, где я иногда прячу всякие разности. Ну там, документы, фотографии, тысячедолларовые банкноты, если они у меня заводятся. Кажется, именно в моем «сейфе» я видел фото маленькой Спри, когда клал туда фотографии голой Кей Денвер, чтобы не таскать их повсюду с собой.

Еще и Кей. Вот уж правильно говорят: не было ни цента — и вдруг миллион. Я опять потряс головой как шелудивый пес, которого укусила за ухо блоха. Моя жизнь либо пошла наперекосяк, либо наоборот я попал в очень интересную, но пока что непонятную мне струю. Как бы меня ею не смыло.

И еще одно беспокоило меня: я ни разу не взглянул на фотографию шестилетней Спри через увеличительное стекло. Все, что я заметил на ее тщедушной груди — это какое-то бесформенное, похожее на грязь, пятно. Ничего даже отдаленно напоминающего уставшую бабочку, только что перелетевшую Анды. При более профессиональном подходе мне следовало серьезно изучить это пятно и поглядеть, экстраполируется ли оно в то, что только что увидел на прекрасной груди взрослой женщины, от которой я окосел, если не физически, то умственно уж точно.

Наконец я начал соображать рационально. Мне и в самом деле нужно убедиться до конца, чтобы затем убедить других. Естественно, мне очень хотелось, чтобы эта чудесная девушка, сидевшая сейчас в моей гостиной, оказалась настоящей Спри — той самой девчушкой у бассейна, только 20 лет спустя. Но тут мерзкой змеей в душу заползло сомнение. А вдруг эти чертовы пятна, куколки, бабочки не совпадут? Тогда это чудо в соседней комнате окажется самой умелой фальсификацией в мире? И я буду вынужден вместо адвоката и отца препроводить ее в тюрьму? Но я же не смогу заставить себя сделать это!

— В тюрьму? — эхом отозвалась Спри. — Ты, кажется, произнес слово «тюрьма»?

Я и сам не заметил, как достал фотографии и вернулся в гостиную.

— Откуда ты это взяла? — ошарашенно спросил я. — Ты что, умеешь читать чужие мысли? Надеюсь, ты не прочитала их все?

— Да нет… Просто ты что-то бормотал, и я уловила только слово «тюрьма». Я думала, ты разговаривал со мной.

— Нет, не с тобой. А что, я действительно бормотал вслух?

— А как еще можно бормотать?

— Спри, я серьезно.

— Да, очень тихо. Может быть, ты просто думал… вслух. Что-то насчет «тюрьмы» и того, что «не сможешь это сделать».

— Ах, только это. Как говорится, достукался. Вот что бывает, когда берешься за несколько дел сразу. Во всяком случае, я рад, что ты не читаешь чужие мысли. А то мне бы пришел полный конец. Да и любому на моем месте.

— Так об этой фотографии ты говорил? Дай-ка взглянуть.

— Сейчас! Одну минуточку!

Я опрометью кинулся в спальню, открыл ящик прикроватной тумбочки, схватил мощную лупу и уставился через нее на цыплячью грудь маленькой Спри. И что же вы думаете?

Глава 7

Эврика! Ни малейшего сомнения! Это та же самая бабочка! Ну, может быть, почти та же самая. Верхнее крыло сейчас, конечно, стало гораздо больше по вполне понятной причине — за прошедшие 20 лет и сама Спри стала больше, особенно та ее часть, на которую села отдохнуть перелетевшая через Анды капустница, махаон или как там их еще называют. В остальном же оба родимых пятна имели одинаковую конфигурацию. Я возрадовался, как будто выиграл миллион или два. Мне, признаюсь, стало так хорошо, что я пару раз вмазал кулаком по стене и поспешил обратно в гостиную.

— Эврика! — вновь воскликнул я, возбужденно расхаживая по золотистому ковру перед симпатичной, красивой, восхитительной, роскошно-умопомрачительной Мишелью Эспри Романель, потрясая фотографией в одной руке и лупой, которую держал в другой.

— Эврика? — эхом отозвалась она. — Это еще кто такая?

— Не «такая», глупышка. Это просто означает «открыл!». Я нашел твою фотографию.

— Это не значит, что ты должен был биться об стену головой.

— А что, разве было слышно? Вот такая у меня лобная кость, как у слона.

Она осветила меня белозубой улыбкой и с усмешкой проговорила:

— Я уж было подумала, что в это дело замешана еще и третья женщина Эвридика. Оказывается, ты кричал, как Архимед, только что вылезший из бочки.

— В бочке сидел Диоген…

— Так ты нашел снимок? Ну и что же?

— Нет. Эврика.

— Ничего не понимаю…

— Тебе ничего и не нужно понимать, Спри, дорогуша. Вот оно — до-ка-за-тель-ство! И я протянул ей пожелтевшую и поблекшую за столько лет фотокарточку, как мне показалось. Но черт! Порой рефлексы подводят меня, когда я перевозбужден или глубоко о чем-то задумаюсь. Вот и сейчас, вместо левой руки с фотокарточкой, я протянул ей правую, с лупой. Здоровенное стекло, сантиметров двадцать в диаметре, на длинной черной ручке почти коснулось ее оголенной груди, увеличив то, что я видел, еще раз в двадцать.

— Шелл! — воскликнула Спри. — Что ты делаешь? Неужели тебе мало?!