Шелуха/Husk

В нагретом салоне за несколько минут — спасибо кондиционеру — становится прохладно, и тиски, стянувшие было голову, медленно отпускают. Стайлз смотрит в зеркало заднего вида на две крепкие сцепившиеся фигуры и массирует виски.

Он не хочет думать о том, что будет. Он не хочет думать о том, что дальше, скорее всего, не будет ничего. Он не хочет впускать в голову страх, но его всё равно колотит каждую ночь, когда он старается уснуть. До трёх. Четырёх. Пяти часов утра.

Ему страшно до усрачки.

Ему хочется содрать с себя кожу и приклеить новую. Новое лицо, новое тело. Чтобы убедиться в том, что он больше не Стайлз.

Потому что сейчас ему кажется это возможным.

Нет симптомов — нет болезни. Эта новая мантра постепенно усыпляет его, и он засыпает.

Ему снятся врачи в клетчатых рубашках и футболках с эмблемами супергероев.

* * *

Открыть глаза и окунуться в закатное солнце, заливающее салон через лобовое стекло — вот что неожиданно.

Стайлз поднимает голову и шарит сонным взглядом вокруг. Всё ещё в «Шевроле».

У него слегка болит голова, затекла шея, и гудит в ушах. Состояние напоминает опьянение, потому что перед глазами плывёт — всё нечётко разлазится в мареве бордового света, и Стайлзу приходится несколько раз моргнуть, чтобы восстановить чёткость зрения.

Взгляд практически сразу натыкается на спину сидящего на капоте Дерека.

Перед ним раскинулись залитые солнцем холмы Мохаве, и от этого зрелища невольно захватывает дыхание. Хейл бросил куртку рядом с собой. На неё — пачку сигарет. Сам остался в белой спортивной майке, открывающей широкие лопатки и края крученого трикселиона.

Дерек всегда неизменен.

Он — якорь. Самый стабильный на свете парень.

Прежде чем вылезти из машины, Стайзл проверяет мобильный. Ни одного пропущенного от отца. Странно, уже ведь вечер, а шериф трясётся за своим сыном, как за восьмым чудом света.

Дверца хлопает негромко — Дерек не шевелится. Только лениво подносит к губам своё курево, глядя на пыльную пустошь.

Через два шага Стилински замечает около слегка запыленных ботинок оборотня россыпь бычков. Судя по количеству выкуренных сигарет, они здесь уже час, как минимум.

— У меня дежавю, чувак, — Стайлз невольно ёжится со сна, обхватывая себя руками.

Хейл ловит этот жест взглядом, но ничего не говорит. Снова затягивается, а затем медленно отводит руку и забирает куртку, закидывая её себе на плечо, подцепив пальцами свободной руки за петлю. Пачка «Мальборо» кочует в карман джинс.

Несколько секунд Стилински смотрит на освободившееся место, будто взвешивая все «за» и «против». А потом со вздохом садится, уткнувшись пятками в передний спойлер, а локтями — в разведённые колени. Он долго рассматривает какое-то сухое дерево на горизонте, больше похожее на вывернутый корень с пучками колючек на ветках.

Здесь красиво. И воздух немного рябит от нагретой за день земли.

Стайлз не против просидеть здесь ещё один сеанс успокоительной терапии в тишине от Дерека Хейла, но зачем-то говорит какую-то чушь. Просто чтобы сказать.

— Надеюсь, ты не наврал Скотту, что повёз меня домой, потому что в этом случае ситуация попахивает похищением.

Он уверен, что ответа не получит. Судя по всему, зря.

— Я ничего ему не говорил.

— Хм. Тогда это точно статья, чувак.

— У меня есть ещё два дня, пока ты не начал числиться официально пропавшим без вести, — мрачно говорит Дерек, и Стайлз знает, что уголки губ Хейла не дрогнули даже в подобии на улыбку.

Такой у него юмор.

Стилински кивает и невольно думает о том, что скоро он и без похищения пропадёт без вести. Эта мысль отдаёт ноем в груди, а сердце тут же сжимается. Страх тяжело контролировать.

Дерек поворачивает голову, и Стайлз понимает, что его главный эмоциональный детектор доложил Хейлу о том, что хозяин медленно падает в свою вырытую за неделю пустынную дыру где-то в районе сердца.

— Ты собираешься прекратить это?

Удивлённые глаза уставляются на Дерека.

— Что прекратить?

— Бояться.

— О, боже, чувак, — смеётся Стайлз, и этот звук больше похож на тявканье больной лисицы. — Отъебись, ладно?

— Ладно, — Дерек безразлично жмёт плечами и отбрасывает бычок, который падает на пыльную землю и медленно дотлевает, исходя тонким ручейком дыма. Стайлз следит за ним, и сам чувствует, насколько больной у него взгляд.

Не бояться. Как прекратить бояться?

Как будто Хейл понимает что-то в этом. Как будто он имеет право говорить это таким спокойным тоном, как будто он, к чёртовой матери, уже умирал.

Стайлз умирал. Он помнит, каково это. Он помнит лёд в своём теле и помнит, как медленно останавливается сердце. Это не может быть не страшно. Это ощущение, будто смерть вот-вот снова придёт за ним.

Темнота в сердце, которая расползается иногда по всему сознанию настолько, что реального мира просто не видно сквозь эту завесу. И те образы, что живут в ней. Это и есть причина, по которой умирать настолько страшно. То, что живёт там. А Стайлз уверен, что в эти моменты видит чистилище, если не сам ад.

Он не замечает, что сжимает кулаки, пока короткие ногти не впиваются в ладони.