Клаудиюс стоял на улице напротив окна. Стоял и смотрел на него, как на экран большого телевизора. Гостиница была последним зданием на улочке. Как и его общежитие, она выходила правой стороной к морю.
Тяжелая входная дверь открылась удивительно легко. Портье, стоявший за стойкой, посмотрел на Клаудиюса вопросительно, но приветливо.
– Я туда, – Клаудиюс показал взглядом на вход в ресторан.
– Конечно! – Портье опустил взгляд на ноги посетителя, словно проверял, какая на нем обувь. – Приятного аппетита!
Клаудиюс прошел мимо двух элегантных старушек. Сел за столик у следующего окна. Сел прямо в солнечные лучи и ощутил их тепло, усиленное стеклом.
Заказал кофе и погрузился в свои сомнения, пришедшие на смену самоубийственному спокойствию. Он уже понял и смирился с тем, что это апрельское воскресенье полностью меняет его жизнь. Может, не саму жизнь, а его ожидания от жизни. Оплакивать прошлое уже не хотелось. Думать о будущем тоже. Но зато теперь как-то по-особенному хотелось жить. Просто жить.
Клаудиюсу стало жарко. Он отпил глоток некрепкого кофе. Заставил себя улыбнуться. Показалось, что мысли в его голове наконец помирились, перестали спорить друг с другом. Еще чуть-чуть, и подскажут ему единственно верный путь.
Да, если он придумает, как самому именно сегодня что-то изменить в своей жизни, все обязательно наладится! Все будет в порядке! Он станет другим, и этому другому Клаудиюсу будет не жаль воскресных путешествий по Кенту вдвоем с Ингридой, ему будет не жаль ночей в палатке на фестивале и той, «Шенгенской ночи» у Ренаты в Аникщяе. Все это просто станет частью прошлого, как прошлым, сладким и приятным для воспоминаний стало его детство!
Когда Клаудиюс вернулся в комнату, венгры уже завтракали.
– Хочешь кукурузных хлопьев с молоком? – спросил Тиберий.
– Нет, спасибо! – Клаудиюс мотнул головой. Перевел взгляд на Ласло.
– А ты умеешь водить машину? – спросил его.
– Нет, только трактор.
– Я умею, – сказал Тиберий.
– А меня научишь? За деньги?
– Можно. Но надо же машину найти!
– У меня есть, – Клаудиюс вытащил из кармана куртки ключи от «Морриса Майнора». Позвенел ими, как колокольчиком.
Тиберий и Ласло молча уставились на ключи.
– А сколько можешь заплатить? – минуту спустя спросил очнувшийся от удивления Тиберий.
– Десять фунтов и пинту пива за урок, – ответил Клаудиюс. – За сколько уроков я научусь ездить?
– Ты же не дурак, – Тиберий пожал плечами. – Уроков десять хватит! Ну и потом еще немного с тобой поезжу, для подстраховки!
– Хорошо! – Клаудиюс кивнул. – Доедай, и поедем!
Вид «Морриса Майнора» вызвал у Тиберия и Ласло полный восторг.
– Если б не правый руль, это был бы вообще улёт! Круче «роллс-ройса»! – выдохнул Тиберий.
Машина завелась легко и тронулась с места плавно, как лодка по воде. Тиберий выехал с парковки и отправились они в глубь графства, прочь от моря, на поиски тихого отрезка дороги, подходящего для первых уроков вождения.
Уже вечером, оставив машину на стоянке супермаркета и вернувшись в Маргейт на автобусе, они посидели в настоящем английском пабе и выпили по три бокала «Гиннесса». Первый урок оказался для Клаудиюса дороговатым. Официантка, принося очередные три пинты пива, ставила ручкой на круглых картонных подставках по черточке. По-английски она говорила с польским акцентом. Когда пришло время расплаты, она ловко сняла с подставок пустые бокалы и, подсчитав черточки, запросила с Клаудиюса двадцать семь фунтов. Но денег ему в этот день было не жалко.
Уже возле дома он остановился и сказал Тиберию и Ласло, что хочет прогуляться. Они понимающе кивнули и зашли в подъезд.
Клаудиюс действительно прошелся до следующей выходившей к морю улицы, но потом вернулся и поднялся к Мире. Постучал в двери, поглядывая на коврик с надписью «WELCOME».
– Кто там? – раздался из-за двери ее тонкий голосок.
– Я, Клаудиюс.
– Я сейчас, минутку! Только оденусь! – торопливо проговорила Мира.
Глава 97. Аэродром Кале-Дюнкерк. Норд-Па-де-Кале
Над головой все так же светило солнце и кричали чайки. Только когда они кружат, крича, над портом, над морем и кораблями, это кажется совершенно нормальным. А если ты стоишь перед въездом в аэропорт, а над головой вместо шума авиадвигателей слышны их крики, то возникает тайный страх. И воображение рисует странную, требующую толкований картинку. А на картинке – люди, заходящие в это приземистое, нарочито скромное здание аэропорта, заходящие туда с чемоданами и рюкзаками, пропадают на десять минут и появляются с другой стороны здания уже без чемоданов и рюкзаков, и уже не людьми, а чайками, которым сообщили, что теперь они могут лететь туда, куда хотели. А у них и мысли не было становиться чайками. И вот вместо того, чтобы лететь, куда хотели, они кружат над аэропортом и кричат, чтобы их вернули и им вернули. Чтобы они снова стали людьми-пассажирами и чтобы чемоданы с рюкзаками заняли место в багажном отделении самолета.
– Дозарекался! – с горечью вырвалось у Кукутиса, когда он опустил взгляд с неба над головой.