Шенгенская история

Спускался он по деревянной лестнице на цыпочках, стараясь не издать ни одного скрипа, ни одного шороха. На втором этаже возле закрытой двери в зал замер и прислушался. Спокойный мужской разговор, звучавший за дверью, убедил Клаудиюса, что о нем забыли. Он тоже решил забыть, забыть об этом вечере, о горячей ладони Анжелы. Дверь в комнату для прислуги тоже была открыта. Клаудиюс закрыл ее за собой на задвижку. Постоял пару минут над кроватью, обычной двуспальной кроватью, не такой «зовущей», как та, в спальне «Беатрис». Постоял, уставившись успокаивающимся и трезвеющим взглядом на неподвижно лежащую Ингриду. Постоял и, раздевшись, полез к ней под одеяло.

Глава 49. Париж

Парк Бут Шомон, зеленая изюминка Бельвиля, под неярким зимним солнцем мгновенно наполнялся жизнью, выманивая на свои аллеи десятки неприкаянных пенсионеров, мам и нянек с колясками, дам с собачками. И они прогуливались по аллеям к пруду, на мост над прудом, ведущий к искуственной, насыпанной сто лет назад горке-скале, на вершине которой белела романтическая беседка. К беседке пенсионеры и мамы-няньки не поднимались, любовались ею снизу. Она казалась им далекой и недостижимой, как первый поцелуй. К беседке по извилистой, но короткой тропке устремлялись всегда влюбленные и просто молодые.

Барби однажды забралась туда с сенбернаром. И решила больше к беседке не подниматься. С ее высоты был виден весь парк и его границы, было видно, что парк небольшой и зажат «забором» из обычных парижских шести-семиэтажных домов с маленькими квартирками и маленькими окнами.

Зато когда гуляешь по аллеям, то Парижа не видно вообще. Не видно и не слышно. И можно забыться и думать, что ты где-нибудь в другом месте, в другом парке. Где-нибудь дома в Вильнюсе.

Барбора всякий раз злилась на себя после того, как вспоминала Вильнюс. Даже не из-за самого Вильнюса, а из-за того, что в этих воспоминаниях, куда бы она не брела по любимому городу детства, а оказывалась обязательно на Немецкой улице у окна кафе «Coffee Inn». Приходила туда, стояла и смотрела внутрь, где за окном сидел Борис. Сидел и ждал ее. А она загадывала: вот если он в ближайшую минуту оторвет взгляд от своего айфона и заметит ее, то она зайдет. А если нет, то нет. Но он всегда отрывал взгляд и успевал даже улыбнуться до истечения этой минуты, которой Барбора вручала судьбу своего дня.

Нет, она больше никогда туда не придет! Она это знает точно. У нее есть куда пойти в Вильнюсе, когда она туда вернется или просто заедет на неделю.

Сенбернар Франсуа, послушно и лениво ходивший рядом с Барби и никогда не натягивающий поводок, вдруг остановился. Барбора тоже остановилась, оглянулась. Пес смотрел на другого сенбернара на паралельной аллее.

Второй сенбернар послушно шел рядом со своим хозяином, не натягивая поводок. Он только пару раз оглянулся на ходу, словно почувствовав взгляд Франсуа.

«А если мы приедем в Вильнюс вдвоем, то тем более никогда не пойдем в это кафе, – Барби вернулась к своим мыслям. – Или наоборот, пойдем именно вдвоем! Чтобы он видел!»

– Вернись в Париж! – сердито прошептала себе Барбора.

И мысли успокоились. Воспоминания исчезли. Остался только парк, осталось солнце над ним и миниатюрная кучерявая мама с коляской, которая, проходя, улыбнулась и звонко, но не громко крикнула ей: «Salut! ça va?»[23]

Пройдя метров десять, Барбора вспомнила ее, вспомнила кафе у Пер-Лашез. Оглянулась.

«Еще встретимся, – подумала и посмотрела на собаку. – Обязательно встретимся после обеда, когда и я буду с коляской, а не с тобой!»

Дома Барбору ждал горячий обед и Андрюс на алюминиевом костыле.

– Еще неделька, и гипс можно снимать! – сообщил он, разливая в тарелки куриный суп с вермишелью. – Как собачка?

– Не болеет, – отшутилась Барбора и присмотрелась к его лицу. – Синяков уже не видно! Ничего не болит?

– Ребра немножко. И нога, если на нее становиться. А так – порядок! Завтра собираюсь к Полю!

К двум часам, когда Барби вышла к булочной на рю де Бельвиль, чтобы принять у Лейлы коляску с Валидом, солнце на парижском небе закрыли облака.

Лейла, вместо того, чтобы просто передать коляску и показать, где бутылочка с молоком, стала рассказывать про какого-то троюродного брата Рашида, который встретит Барбору в три часа на углу рю Клавель и рю Фессар и заберет из коляски гостинец от родственников из Бейрута.

Настроение у Барборы рухнуло. Она-то предвкушала спокойные аллеи парка Бут Шомон, а не узкие тротуары улочек Бельвиля и шум проезжающих машин и автобусов.

– У вас слишком много родственников, – сказала она раздраженно и тотчас поймала на себе сердитый взгляд Лейлы.

– У всех, кто из Бейрута, очень большие семьи! Вы просто ничего не знаете про Бейрут! И знать не хотите! – затараторила на английском Лейла. В ее глазах блеснула злость.

Однако очень быстро маленькая арабка взяла себя в руки. Достала из яркого китайского кошелька, вытащенного из сумочки, тридцать евро и протянула Барборе.

– Отвезите, а потом гуляйте по парку до пяти!