Шенгенская история

Вид трех красных десятиевровых купюр не то чтобы успокоил Барбору, но скорее заставил ее взять себя в руки и промолчать в ответ на «бейрутский» выпад Лейлы, направленный явно не против Барборы лично, а против всех, кто не из Бейрута. Пальцы сжались в кулачки, но только на мгновение. Она взяла деньги, кивнула отрешенно и повезла коляску вниз по рю де Бельвиль.

Улица шумела, рычала мотороллерами, нервничала водителями легковушек, нетерпеливо сигналившими остановившимся на мгновение перед ними для доставки товара автофургонам. Навстречу поднимался живой поток горожан, но все они легко и привычно сторонились, пропуская молодую женщину с коляской. Некоторые даже сходили на проезжую часть, чтобы Барбора могла спускаться беспрепятственно и без остановок. И по другой стороне улицы движение пешеходов казалось таким же суматошным и оживленным. Здесь, в отличие от аллей парка Бут Шомон, все спешили в меру своего возраста. Даже пожилые женщины с высокими четырехколесными сумками, больше похожими формой на урну для мусора, катили эти сумки в сторону любимых супермаркетов так целеустремленно, словно чувствовали себя намного моложе своего возраста.

Боковым зрением Барбора заметила, как с тротуара другой стороны рю де Бельвиль на нее несколько раз на ходу обернулся высокий парень, видимо, настоящий француз, а не просто житель Парижа. Темное короткое пальто, выглаженные брюки. Аккуратная прическа, подходящая его худому лицу. В руках – ничего. Это «ничего» странным образом удивило Барбору. Он шел чуть быстрее и тоже вниз по улице. И снова оглянулся и явно посмотрел на нее. Может быть, они даже встретились взглядами, но Барбора была не уверена. Ведь он тотчас отвернулся, как только понял, что она его видит. И ускорил шаг.

Барбора пожала плечами. Зачем молодому человеку заглядываться на женщину с ребенком, пусть даже молодую и красивую? Она улыбнулась и даже хихикнула. Он ведь думает, что это ее ребенок!

Настроение улучшилось. Забылся неприятный разговор с Лейлой. Забылась цель этой прогулки и пакет с гостинцами из Бейрута, лежащими внутри коляски рядом со спящим Валидом. И что стало причиной такого всплеска смешливой радости, оттолкнувшей прочь из головы неприятные мысли и беспокойства? Простое мужское любопытство в отношении незнакомой красивой женщины, проявленное пристальным и одновременно полутайным рассматриванием ее лица?

Барборе снова стало смешно. Нет, Париж лучше Вильнюса. Не только больше и красивее, но и лучше! В Вильнюсе ей никогда не приходилось переживать такой резкой и быстрой смены эмоций, как здесь. В Вильнюсе она не переживала за ближайшее будущее, там она себя чувствовала защищенной, как ребенок в утробе матери. А тут. Тут она уже родилась и должна была сама научиться ходить и говорить.

Она повернула направо на рю Клавель. До указанного Лейлой угла, где ее встретит троюродный брат Лейлы Рашид, оставалось идти минут десять.

Глава 50. Пиенагалис. Возле Аникщяя

Снилась Ренате вьюга. Скорее всего из-за недавнего снегопада и из-за связанного с этим снегопадом беспокойства, ведь утром надо было отвозить Витаса на автовокзал в Аникщяй. Он записался на семинар для начинающих бизнесменов в родном Каунасе. Участие в семинаре стоило не дешево, триста литов, но проводил его «гуру предпринимательства из США», открывший, если верить рекламе, десятки фирм по всей Европе и ставший партнером сотням молодых предпринимателей по всей Восточной Европе и Южной Азии.

– А что он может знать о бизнесе в Литве? – спросила Рената, когда дней пять назад впервые услышала о нем от Витаса.

– Цивилизованный бизнес везде одинаковый, – ответил ей Витас. – А нецивилизованный – везде разный, но нецивилизованному бизнесу семинарами не поможешь!

Рената от бизнеса была так далека, как Земля от Луны или Литва от Кореи. А у Витаса – наоборот – деловая жилка оказалась такой толстой, как канат! И чем больше об этом Рената думала, тем больше замечала практичность своего избранника. Сначала она связывала эту практичность с тем, что вырос Витас, в отличие от нее, в большом городе. Но не каждому выросшему в городе под силу продать семь новеньких и одновременно старых, советских «черных ящиков» за сумму, на которую можно у них в Утенском крае, в Аникщяйском лесу два-три года жить!