Шепчущие никелевые идолы. Жестокие цинковые мелодии

– Вы оба видите людей, игравших важную роль в вашем прошлом, – произнес Билл.

– Дядя Лестер! – выдохнула Тинни.

За спиной у Элеоноры начали проявляться еще две женские фигуры. На мгновение мне показалось, что одна из них – моя мать. Однако эта была гораздо моложе. Кейен Кронк. Моя первая, давнишняя любовь. Вторую я тоже узнал. Майя, девица из трущобной банды, которая могла бы вырасти в серьезную преступницу, если бы я не сбил ее с этого пути, став для нее тем, кем всегда был для Тинни. Впрочем, и Кейен, и Майя пребывали в добром здравии, – по крайней мере, если с ними что и случилось, я этого не знал. И обе не имели обыкновения разгуливать под нестройную музыку, пусть и такую тихую, что приходилось напрягать слух, чтобы расслышать ее.

Обе пропали, стоило мне подумать об этом.

Тинни рыдала. Билл подхватил ее и потащил вон из театра. Я, шатаясь, брел за ними; десять процентов моего сознания отчаянно цеплялось за реальность. За спиной у Элеоноры начал тем временем вырисовываться мой брат Мики. Достаточно реальный, почти материальный.

Призраков, которых видела Тинни, я тоже видел, только моему взгляду они представлялись бесформенными.

Впереди забрезжил свет, и мне полегчало.

– Билл, все это происходило у нас в голове? – Я заподозрил это благодаря долгому общению с Покойником.

Он пожал плечами:

– Можно считать и так. Но бьюсь об заклад, вы общались со своими призраками достаточно долго, чтобы они ожили сами по себе.

– Теперь я начинаю понимать, что так расстроило Аликс, – сказал я Тинни. – Должно быть, ее призраки – старшие брат и сестра. Возможно, даже мать – все люди, в чьей смерти она обвиняла себя.

Тинни не нашлась что ответить. Она блуждала где-то в собственных мыслях.

41

Оказавшись в безопасности, вдалеке от Элеоноры и Мики, я решил, что начинаю понимать, почему люди отказывались говорить о призраках. Мои ведь были не такими и страшными. И я, можно сказать, постоянно имею дело со всякой дичью. Но какое впечатление произведет это на людей, для которых призраки и привидения – принадлежность страшных сказок? Люди, у кого в шкафу по скелету. А ведь у большинства так оно и есть.

– Билл, вы сами видели там что-нибудь?

– Не в этот раз. В первый. И это было жутко, а вдали играла призрачная музыка.

– Гаррет! – Тинни побелела как смерть.

Она указывала на что-то. Я оглянулся, ожидая увидеть полную улицу призраков.

– Кипрос Проуз! А ну, подойди сюда! И друзей своих тащи.

Кип Проуз пытался прошмыгнуть мимо нас в тени на противоположной стороне улицы, а вместе с ним двое его приятелей из Клики. Один – тот самый пухлый паренек из заброшенного дома. Любитель жуков, Зардоз. Другой сопровождал Кипа, когда тот в прошлый раз проходил мимо «Мира».

Малолетки явно не ожидали, что кто-нибудь вывалится в этот час из театра, а уж тем более – безжалостный защитник порядка и собственности сынишка мамочки Гаррет.

Все трое подумали, не смыться ли. Кип сразу сообразил, что это бесполезно. Я все расскажу его матери, и последствия его вряд ли прельщали.

Кип приближался, глядя в землю в ярде от собственных ног. Его дружки волочились следом. Тот, что потоньше, смахивал на копию Барата Альгарды, только моложе.

– Кивенс и Зардоз, насколько я понимаю?

Они не выказали удивления. Но Кип-то знал, что не говорил мне ничего такого, что могло бы выдать Кивенс.

– Кип, что ты делаешь здесь на этот раз?

Он старательно отводил взгляд.

– Мы оставили там кое-какой хлам.

Жуки продолжали копошиться на крыше «Мира».

– Кип, я не понимаю. Дела на фабрике должны держать тебя там двадцать часов в сутки.

У него голова битком набита изобретениями. Его работа заключалась в том, чтобы вытаскивать их из нее и объяснять остальным, да так, чтобы те поняли.

– Так почему ты шляешься здесь в этой компании?

Рыжая ткнула меня под ребра, напоминая тем самым, что я Кипу не отец. И еще что выказывать неуважение к его друзьям – не самое разумное, что я мог бы сделать.

Кип оторвал взгляд от мостовой:

– А сами вы что здесь делаете? У вас работа на пивоварне Вейдера, а вы здесь гоняетесь за насекомыми и пристаете к малолетним.

Тинни хихикнула.

Ух ты! Щенок гавкает в ответ, да еще на задних лапах! Это на какое-то время лишило меня дара речи.

Я занимаюсь тем, чем занимаюсь, потому что не хочу быть рабом, пусть и хорошо оплачиваемым. Я занимаюсь тем, чем хочу заниматься. Обыкновенно без особой охоты. Во мне очень много от собаки. Подобно большинству гончих, я не хочу делать больше допустимого минимума. И в этом заметно преуспел.

Не сомневаюсь, что мои мамочка с папочкой переворачиваются в могилах. Может, Кипу удастся найти способ использовать энергию этого вращения.

У меня в ушах звучит голос Медфорда Шейла, единственного из моих оставшихся в живых родственников. Он утверждает: моя беда в том, что я никогда как следует не голодал. Поголодай я по-настоящему, так не искал бы вечных плаксивых отговорок, лишь бы не работать.