Шепчущие никелевые идолы. Жестокие цинковые мелодии

– Миндра Меркель и Бемби Ферденс.

– Бемби? – поперхнулся Плоскомордый. – Ты это серьезно?

– Лютер! – махнул я рукой, подзывая десятника, который ошивался поблизости, пытаясь подслушать разговор. – Бемби Ферденс и Миндра Меркель, – сказал я ему. – Передай им, чтобы собирали инструменты и отправлялись домой. Они здесь больше не работают.

Это почему-то разозлило его.

– Что вы себе позволяете? Вы не имеете права увольнять моих людей. Они на вас не работают. Они работают на… ой!

Плоскомордый небрежно коснулся его рукой. Есть у Плоскомордого такой талант: извлекать нечленораздельные звуки из тех, кто не склонен сотрудничать.

– Хватит. Мне кажется, он нас понял. Лютер, этих людей больше нет. Проследите за этим. Долгоносик, передай боссу, пусть не лезет в чужие дела. Ваша шайка уже сталкивалась с Максом Вейдером. Тогда вы отделались легким испугом – Макс пожалел кое-кого из знакомых. Такого больше не повторится, понял? С учетом нынешнего политического климата.

Погода не отличалась постоянством, однако ответственные лица и – что особенно важно – шеф тайной полиции поощряли народную неприязнь к движению за права человека. Более того, они и – что особенно важно – шеф тайной полиции испытывали особое удовлетворение, когда в руки к ним попадали свидетельства недостойного поведения означенных борцов за права человека.

Долгоносик повесил голову, продолжая нечленораздельно хныкать и поскуливать. Я развернул его спиной к театру и шлепнул по мягкому месту:

– Брысь отсюда. Надеюсь, в этой жизни я тебя больше не увижу.

– Зря ты это сказал, Гаррет! – заметил Тарп, выждав с полминуты. – Теперь ему могут прийти в голову мысли, которые прежде не приходили.

– Он не мыслитель. И посмотри вон туда. Этого человека Долгоносик наверняка знает. И знает, что нас с ним связывают особые отношения.

В дальнем конце улицы показалось несколько фигур: Морли Дотс, Рохля, Сарж и какой-то незнакомый мне тип. В сторону «Мира» они даже не смотрели. Морли оживленно беседовал о чем-то с незнакомцем, Сарж с Рохлей откровенно скучали.

– Надо же! – пробормотал я. – Этот делец подыскивает место для ресторана.

– Что?

– Я не привык, чтобы кто-либо буквально следовал моему совету.

– Это такая редкость?

– В данном случае – да.

Рохля заметил, что я смотрю в их сторону, и что-то сказал. Морли оглянулся, блеснул острыми зубами и вернулся к своему занятию.

Камнегрудый и рабочие начали настилать кровлю на казарме.

55

Тварь под домом, должно быть, икнула. Или рыгнула. Или еще что. Волна ударила по нервам всем без исключения. Я охнул. Остальные тоже издали разнообразные звуки.

Строители высыпали на улицу, как крысы из горящего дома. С дюжину, не меньше. На противоположной стороне улицы Морли и его компания остановились и повернулись посмотреть.

Летучие ящеры сорвались с крыши и, неуклюже хлопая крыльями, с недовольными криками полетели прочь. Жуки полезли из всех своих укромных мест. Число их поубавилось, но таких крупных я еще не видел.

– Хорошо, что они не начали делать пауков, – пробормотал Плоскомордый. – Терпеть не могу пауков!

Я беспокойно оглядывался в ожидании, когда кто-нибудь обвинит меня в том, что мы вот-вот окажемся по пояс в тарантулах размером с цепного пса.

Однако обошлось без пауков. Наверное, Плоскомордый Тарп на хорошем счету у богов. Боги, они такие: любят одних из нас больше, чем других. Абсолютно ненормальные. И привязанности их совершенно непредсказуемы.

Волна, ударившая по нервам, прошла.

Несколько рабочих отказались возвращаться в здание.

– Не хотят – не надо, Лютер, – сказал я десятнику. – Все добровольно, в том числе и увольнение – а это оно и будет.

Я обратил внимание, что те из бригады Камнегрудого, в которых больше проявлялась кровь других рас, слабее других отреагировали на этот психический шок. Некоторые вообще не отреагировали внешне.

Лютер переговорил со своим воинством. Вид у тех был угрюмый, бунтарский. Я направился к их группе. Плоскомордый зашагал за мной. Так, на всякий случай.

– Прежде чем вы, ребята, примете решение, которое может изменить остаток всей вашей жизни, – обратился я к ним, – ответьте на один вопрос. Кто-либо из вас получил повреждения от того, что там происходит? Ты? Ты? А ты? Нет? А кого-нибудь получившего повреждения вы знаете? Нет? Выходит, драпаете вы всего лишь от собственного воображения. От вашего собственного чувства вины. Так?

Все слова до последнего, что я произнес, были правдой. И те, кто меня слушал, понимали это. Но все равно страх не оставлял их.

Наверное, это заложено в человеческой натуре – преклонять колена перед сверхъестественной силой, какой бы невероятной она ни представлялась. Или каким бы странным это ни казалось чужакам или атеистам.

– Ну и что дальше? Искать новую работу? Или закусить губу и продолжать здесь? Я же занят тем, как бы прекратить всю эту потустороннюю катавасию.

Одиночек, которым не надо было кормить семью, я выделил из общего числа без труда: они долго думали, прежде чем стиснули зубы и побрели обратно в дом.

56

– А вот и Торнада идет, – сообщил Тарп.