Шепот

Те двое шли к заставе. Капитан, видно, пытается хоть немножко разобраться в свершившемся, но у него теперь ничего не выходит. Внешне он какой-то расслабленный, а внутри так и светится счастьем. У двери оба задержались, видно, капитан не решался ввести Богдану в помещение, не зная, как истолкует этот поступок полковник, он еще надеялся, что Нелютов поймет его затруднение и выйдет сам им навстречу, тем самым снимет с капитана тяжесть ответственности за неуместный поступок. Но полковник упорно сидел у телефона, ему виден был капитан, он догадывался о его нерешительности и опасениях, но не собирался идти Шепоту на выручку. «Я для тебя, голубчик, и так много сделал, — думал полковник. — Вишь, какое дело: начальник отряда становится свахой у своего начальника заставы. Да такого еще никто и никогда не слыхивал! Отдувайся теперь за все сам. Еще и с политотделом будешь иметь дело. Там тебя спросят; как это ты чужих жен отбиваешь. Они имеют право спросить, а ты должен будешь рассказывать. Счастливым стать — это не так-то просто, дорогой товарищ капитан. Это тебе ве ордена зарабатывать за выслугу лет. Посидел пять лет на Чукотке или на Курилах — и орден на груди. А тут — живые люди. Тонкая организация. Гуманитария».

Те двое наконец вошли в помещение. Несмело остановились в коридоре, капитан слышал сопение полковника у телефона, не решался пригласить Богдану дальше без Нелютова, опять, как перед порогом, ждал, что полковник выйдет к ним хоть тут, но тот упрямо сидел у телефона, молча слушал, только изредка ронял в трубку:

— Ну, давай, давай… докладывай дальше… рассказывай…

Шепот переступил с ноги на ногу, приоткрыл дверь в комнату дежурного, кашлянул:

— Разрешите, товарищ полковник! Полковник повесил трубку. Деланно нахмурился:

— Ну, как, товарищ начальник заставы, нашел там что-то в машине?

— Так точно, товарищ полковник, — непривычная радость была в голосе капитана.

— Вот и хорошо, — поднялся полковник и пошел к двери, — люблю, когда находят.

Нелютов вышел в коридор.

— Что же ты не приглашаешь в свой люкс? Вы видели его люкс? — обратился он к Богдане.

— Видела, — сказала она.

— Нравится? А может, я ошибся? Может, это не тот капитан? У нас капитанов много.

— Тот, — сказала Богдана, — вы не ошиблись, спасибо.

— И что же — он и вправду похож на вашу карпатскую гору Шепот? — не отставал полковник, когда они уже вошли в комнату капитана.

— Похож, — прошептала Богдана. — Хотя… я и не видела ее никогда…

Нелютов прикусил губу. Проклятая археология таки зацепила какой-то краешек его души. Не всегда ощущаешь, где надо остановиться со своими солдатскими шутками.

— Ну что ж, — деланно бодро воскликнул он, — разрешите мне откланиться. Оставляю вас тут на хозяйстве, помогайте вашему начальнику заставы, поддерживайте его, так сказать, морально…

— А может быть, вы, товарищ полковник, — несмело начал капитан Шепот. — Может бдеть, вы… немного бы с нами…

— Довольно, довольно. На свадьбу позовете, если что. А так — я уже здесь как бы и лишний.

— Что вы, товарищ полковник! — вяло возразил капитан, а Богдана, которая понимала, что тут долгие разглагольствования излишни, подошла к Нелютову, взяла его за руку, просто сказала:

— Спасибо вам большое.

Хотя никто ничего не сообщал пограничникам и между Богданой и Шепотом не было сказано ни единого слова о том, что должно быть, уже вся застава знала о событии в жизни их начальника, все ходили на цыпочках, разговаривали тихо, словно боялись вспугнуть пугливую птицу счастья, которая случайно залетела в узкую комнатку капитана Шепота и может выпорхнуть оттуда от первого же неосторожного движения. О том, чтобы побеспокоить капитана, зайти в его комнату, никто не мог даже и подумать. В комнате было тихо. Если бы все не знали точно, что там сидит их начальник заставы с той прекрасной женщиной, пение которой они только неделю назад слушали с таким восхищением, если бы не грозил дежурный кулаком каждому, кто неосторожно топнул сапогом или звякнул автоматом, то можно было бы подумать, что комната пуста. Но там были двое. Сидели. Богдана на единственном стуле, а капитан на коечке. Молча глядели друг на друга и не могли наглядеться.

Наконец старшина Буряченко, как человек «а заставе самый решительный, главное же — ответственный за быт всех, включая и самого капитана, еще издали откашливаясь и топая сапогами, подошел к двери капитановой комнаты и трижды постучал так, как умел стучать только старшина: по-хозяйски, уверенно, но без настырности.

— Войдите! — отозвался капитан Шепот, и старшина, сначала оглянувшись через плечо и строго насупив брови на тех, что повысовывали любопытные лица из комнат, открыл дверь, не спеша переступил порог и снова запечатал капитанов тайник дверью, чтобы ни одно любопытное ухо не уловило отсюда того, что ему не принадлежит.