Шепот

Это — про стакан, о который цокали его зубы. «Чешское», — тихо сказал батюня Отруба. «А у меня… Знаете?… Сегодня ночью… внезапно умерла жена…» Батюня Отруба глухо пробормотал: «Позвольте высказать вам…»

Не мог поверить. Женщина с такими глазами — и на тебе: мертва! Но разве не видел он, как умирали люди и не с такими глазами и сердцами!

Немец склонял голову то на левое, то на правое плечо. Закатывал под лоб свои водянистые зенки. «Трансакцию, к сожалению, придется… отложить… Я должен… Мой долг перед покойной… Ее тело должно покоиться только в немецкой земле…» Батюня Отруба опустил голову. Кто бы этого не понял?

Немец тяжело поднялся с кресла, пошатываясь, сделал шаг, другой. Протянул руку батюне Отрубе. «Я так благодарен вам… Приятно на чужой земле встретить человека, который понимает тебя, как свой… Родство душ…» Батюня Отруба жал немцу руку. Человек в горе. Сочувствие объединяет людей. Горе объединяет. Забыл о своих подозрениях. Не забыл, отбросил их с возмущением. Проводил немца к двери. Смотрел ему вслед. Смотрел в затылок. На спину — не взглянул.

А когда вернулся на свое место, грохнул кулаком по столу, крикнул так, как никогда не разрешал себе кричать: «Ольга! Или кто там есть!» Из соседней комнаты прибежала Ольга, удивленно стала на пороге: «Что с вами, батюня Отруба?»

Он покраснел за свою вспышку, смущенно помолчал, потом буркнул: «У тебя… какое-то там зеркальце или что… есть?»

«Конечно есть. Но зачем оно вам?» «Э, зачем, зачем? Дай-ка мне на минутку…» Ольга бросилась в большую комнату, в которой сидело несколько сотрудников, что-то там успела шепнуть, принесла батюне Отрубе зеркальце, снова побежала к своим.

А у приоткрытых дверей уже толпились любопытные. Заглядывали в щель. Хмыкали. Их шеф, батюня Отруба, повернувшись к окну, внимательно разглядывал в зеркальце свой язык.

8

— Что, милый доктор? — умело понижая голос, спрашивает полковник Хепси. — Может, вы уже осуществили свое путешествие в Советский Союз? Так быстро? Вы меня удивляете! Не заставляйте употребить слово: восхищаете!

— Я… м-м-м, — мычит доктор Кемпер, и его нос еще трагичнее нависает над губами, как меч над Дамоклом. — Такое несчастье… Моя жена… Гизела… Она…

— Уже слыхал! Мне много приходилось слышать о хваленой немецкой сентиментальности, но чтобы такое! Это граничит с. идиотизмом! Вы сорвали важную акцию, от которой зависит…

— Но ведь она умерла, — печально промолвил доктор Кемпер.

— Ничего лучше ваша жена выдумать не могла. И ничего неуместнее… Если уж ей так приспичило, то… могла бы покончить счеты с Жизнью на советской территорий. Сюрприз для коммунистов. Пикантно и сенсационно… Страшась мирового разглашения и скандала, они бы угождали вам, как болячке. Тогда бы вы имели право требовать от них даже посещения наисекретнейшей ракетной базы… Через границу вас перенесли бы на руках!.. А так ваша жена подложила нам колоссальную свинью!

— Мне не хотелось бы, чтобы вы впутывали в свои… то есть, конечно, и мои… гм… планы еще и покойную… Я не понимаю, какое она имела отношение к вам…

— Ни малейшего! Но после своей дурацкой смерти- самое прямое. Потому что вы, вместо того, чтобы продолжать запланированную и продуманную с такою тщательностью, нужную нам поездку, развозите по Европе свои слезы.

— Но ведь она ум…

— Умерла, умерла, умерла, тысячу раз умерла. На земле ежедневно умирают собственной и насильственной смертью тысячи и миллионы. Что такое среди них одна смерть? Ничто! Вы могли похоронить свою жену там, в лучшем случае могли попрощаться с ее телом и отправить сюда прах, чтобы соответственное учреждение позаботилось обо всем, что требуется. Но терять время на сентиментальные вздохи…

— Простите, полковник. Мне кажется, что вы меня оскорбляете. Меня и мою покой…

— Пусть вам не кажется! Если мало, могу добавить! Что-то вы не очень торопились к своей возлюбленной женушке после окончания войны, доктор Кемпер! Три года откладывали свою встречу. Вас разыскивают поляки за концлагерные дела, так не хотелось ли бы вам, чтобы вас стали разыскивать еще и Советы за ваши послевоенные подвиги? Но довольно! Немедленно возвращайтесь в Чехословакию, берите машину…

Немецкий доктор (уже не Кемпер, нет — принял закрутистую фамилию умершей жены, но никто фамилии не запомнил, так как она не играет никакой роли) на новехонькой шкоде с чешскими (правда, временными) регистрационными знаками проехал через контрольно-пропускной пункт заставы капитана Шепота.

Доктор был печален, устало прикрывал покрасневшими веками водянистые глаза, послушно подал темно-зеленую книжечку своего паспорта, равнодушно отреагировал на требование поставить машину на смотровую яму, беспомощно развел руками: мол, сами видите, человек в трауре, ему не до земных дел, но если вам так надо, пожалуйста, делайте свое, а я предамся своему.

— Вы разрешите, чтобы наш шофер поставил на осмотр вашу машину? — вежливо спросил немца Шепот.

— О да, пожалуйста, — грустно улыбнулся Кемпер. Машину осмотрели снизу, Микола заглянул в мотор, в багажник, оглядел внутри, помурлыкал, посвистел сам себе, отошел к капитану.