Шепот пепла

Едва крючок поддел нужную мысль, догадки принялись наматываться одна на другую стремительно, словно нить на катушку в руках умелой швеи. Юноша наконец догадался, в чем связь первой и последней записки, приведшей его на террасу, мощеную двуцветными плитами. Белые прямоугольники здесь чередовались с угольно-черными квадратами, и если сопоставить те и другие, выходило как раз две трети белого и треть черного.

Пару мгновений Нико сравнивал рисунок с реальностью. Потом бросился к фонтану и быстро обнаружил расшатавшуюся плитку у основания той самой скамьи, где сидел, спрятав ладони в рукава, Такалам. Увидев содержимое тайника, юноша просиял. Лицо озарилось восхищением и восторгом, щеки запылали румянцем. Он выглядел так бодро, будто не скитался без сна целую ночь.

— Прежде чем ты будешь читать, ответь на мой вопрос, — попросил прималь.

— Какой? — Нико крутил в ладонях плотный свиток из тонко выделанной кожи.

— О твоей невесте. Ты так горяч ко всему, так чем же она заслужила твой холод?

— Своей глупостью. Она пустая, как выеденная осой виноградина.

— Женщине не обязательно быть умной, — снисходительно сказал Такалам. — Она всего лишь следует за мужчиной. Достаточно и того, что у тебя будут красивые дети.

— Как же, — огрызнулся Нико. — Красивые и безмозглые. Вот увидишь, им и половины моего ума не достанется, если я разделю ложе с такой… — Он запнулся, не решаясь продолжать. — Ты, видно, плохо знаешь мои вкусы, старик. Я предпочту пустой золотой шкатулке простую деревянную, если у нее внутри занятный ребус.

— Так ли это? — удивился Такалам. — Ты хочешь сказать, что сможешь полюбить девушку только за ум? Даже если она уродлива?

— А что, у тебя где-то есть страшная внучка? — недоверчиво нахмурился Нико. — Если умом она похожа на тебя, я не против свести с ней знакомство.

Прималь рассмеялся.

— И ведь ты не врешь! Колеблешься, но не врешь!

— Правда, есть? — в свою очередь удивился Нико.

— Нет, — грустно улыбнулся старик. — У меня нет ни жены, ни детей, ни внуков. Мне нечего тебе предложить. Теперь иди к себе. Умойся, поешь и поспи. Эту вещь нужно читать на свежую голову.

— Ты же знаешь, я не усну от любопытства, — отмахнулся Нико. — Не переживай, я перечитаю сотню раз, если не пойму. И даже не надейся, что я буду просить у тебя помощи!

— Вот и славно, — кивнул прималь, похлопав ученика по плечу. — Ты хорошо потрудился. Я очень тобой доволен и хочу крепко обнять.

— Это еще зачем? Обойдусь.

Нико сбежал по ступеням террасы, и вскоре его стройный силуэт скрылся за пышными кустами хризантем и пионов. Прималь тяжело вздохнул.

— Я сделал все, что мог, — сказал он тихо. — Теперь выбор за тобой.

Он поднялся со скамьи и еще некоторое время смотрел на мощеную дорожку, по которой ушел Нико. Затем плотнее запахнул накидку и отправился домой.

Светало. Вдалеке, за арками, увитыми лианой камписа, виднелся лимонный сад. Прималь легко нашел бы его и с закрытыми глазами — по аромату листьев. Чуть восточнее, на берегу крошечного, заросшего кувшинками озера, стоял дом Такалама с зеленой крышей. Под ногами знакомо скрипели половицы. Ладонь скользила по гладкому дереву перил. Под навесом фонарики, выдутые из цветного стекла — подарок далекого Намула. Свечи внутри оплавились, прогорели. Надо бы снять поддоны, очистить от воска и насадить на тонкие стержни новые желтые столбики с фитилями. Но теперь уже поздно. Да и ненужно. Старик отер подошвы сандалий о коврик у порога и вошел. Не раздвигая штор, лег на кушетку в полутемной комнате.

За окнами алел рассвет. Заливались трелями птицы. Кружили над озером табуны мошкары. В светлеющем небе выписывали ломаные линии стрекозы. Бриз приносил с моря запах водорослей, ила и соли. Где-то далеко бились волны о скалы. Бились и утихали, как сердце Такалама.

На сотом ударе наступила тишина. Глубокая и вязкая, она обняла старого прималя, забрав звуки, запахи и чувства. Плотный покой опустился мягко, словно шелковый платок, и наступил конец.

В это время Нико сидел в комнате и переводил дух после бега. Смерть учителя прошла в стороне от его предчувствий. Он родился обычным, здоровым ребенком и не обладал ни изъянами, ни дарами черного солнца.

Наскоро обтеревшись полотенцем, смоченным в лавандовой воде, и сменив одежду, юноша уселся за треногий стол и пододвинул поднос, полный ароматных персиков, обсыпанных кунжутом хлебцев и сластей. Но есть он не стал и довольствовался виноградным соком, приобретшим игривую, щекочущую кислинку. Слишком ценный предмет находился в руках, и Нико боялся случайно запачкать его крошками или фруктовыми пятнами.

Солнце уже поднялось, и окна, выходившие на восток, напоминали два золоченых щита: блестящие занавеси в лучах сияли жидким золотом. Нико раздвинул их. Озарилась бликами большая медная люстра, полыхнуло зеркало у кровати. На кипенно-белых стенах заиграли красками яркие ковры.

Юноша замер в предвкушении, на минуту закрыв глаза и припомнив, сколько сил ушло на охоту за свитком. Потом развернул его и стал читать.