Шепот пепла

— Так ведь, чернодень скоро, — пробубнил он сочувственно. — Куда пойдешь-то? Обсохни хоть.

— А я и в лесочке схоронюсь! — завопил Генхард, извиваясь ужом и пытаясь укусить Рори. — А ну пусти! Пусти меня!

Не тут-то было. Хватка у плакальщика была железной.

— Тащи его внутрь! — скомандовал Марх, подставляя спину для Илана.

Мальчишку вытолкнули на середину комнаты и обступили со всех сторон. Сиина только краем уха слышала разговор. Она подтапливала печь ради горячей воды и металась от кладовой с настойками и травами к стонущему брату. Он весь был в синяках и кровоподтеках. Нос сломан, губы разбиты, лицо вспухло так, что от карих глаз одни щелочки остались.

Дети при виде него забились в угол. Только Яни подошла совсем близко и погладила по слипшимся, темно-рыжим волосам.

— Больно, да? — спросила она.

— Не мешайся, — подтолкнула ее Сиина. — Иди к остальным.

Яни стащила с соседней лавки одеяло и отправилась в общую комнату, где вели допрос нового знакомца. Она протиснулась через старших, отбросила руку Марха и деловито, без тени страха укутала трясущегося Генхарда. Потом обняла крепко и спросила, глядя на него снизу-вверх:

— Ты теперь тоже с нами, да?

Мальчишка выпучился на нее.

— А я и говорю, — вступился за него Рори. — Обсохнет пусть, потом говорит. Все равно чернодень.

— Еще охаживать его не хватало! — завелся Марх. — Может, тут целая толпа таких в кустах прячется, пока мы его греем, да жалеем!

— Эй, — Яни дернула парня за штанину. — Убери свою стрелялку. Иди, лучше, ставни затвори, чернодень скоро.

— Ты чего раскомандовалась, поганка мелкая? — вспыхнул тот. — А ну иди сюда! Сама у меня закроешь! Сначала рот свой бесстыжий, а потом и все остальное!

— Ты у нас самый длинный, — фыркнула Яни, прищурив раскосые глаза и спрятавшись за Рори так, что видны были только две тугие рыжие косички. — У тебя руки, как оглобли, вот и закрывай сам. Я не достану.

— Зато язык у тебя до потолка достает! Что за дети пошли! — возмутился Марх. — Попадись мне только!

Он поворчал для вида, развернулся и нехотя поплелся выполнять поручение маленькой хозяйки.

— Жить будет, — сообщила Сиина, появившись в общей комнате.

— Помочь надо? — спросил Рори.

— Нет, я сама.

Астре едва держался. Боль Илана выворачивала нутро. Жжение, жар, тошнота. Невыносимо.

— Яни, завари чаю, — с трудом подал голос калека.

— А с чем? — оживилась та.

— С малиной. Две горсти положи, — суетливо бросила пробегавшая мимо с полотенцем Сиина. — Ему пропотеть нужно. — Она мельком глянула на Генхарда и добавила: — И этому тоже.

Рори подвинул к печи стул и усадил на него мальчишку. Марх плюхнулся на лавку, вытянул босые ноги. На рукавах и штанинах пестрели полосы материи. Сиина подшивала их каждые полгода, но Марх рос быстро, и лодыжки все равно оставались голыми, а руки открытыми до середины предплечий. Генхард, напротив, тонул в не по размеру большом подранном тулупе и грязных шароварах, подпоясанных не то скрученным платком, не то оборвышем скатерти. Великаньи башмаки, туго стянутые ремешками, едва держались на худых икрах.

Все молча сверлили взглядом нового знакомца.

— Чего уставились со всех сторон, как воронье на падаль? — буркнул Генхард, обхватив ладонями горячую кружку и сделав первый несмелый глоток. — А я и ничего. Я мимо себе проходил, а там смотрю, а его колотят — рыжего вашего. А я этих-то знаю. Они бока намнут, пообдирают наспех, да и все. А там то монетка в сторону откатится, то обувка справная окажется, то еще чего. Я и подбираю за ними. Ну, и хотел тут тоже посмотреть, может, забыли чего. А они озверели чего-то, обобрали до нитки, ладно хоть штаны на нем оставили. А я и смотрю — шевелится еще. Дай, думаю, до дома дотащу. Вдруг чего пожрать дадут.

— Вдруг чего спереть можно? — поправил Марх, прищурив зеленые глаза.

— А чего сразу переть-то? Чего переть? — заершился Генхард. — Я-то и ничего. Я только за хлеба кусочек.

— Ты его в гору через глухой лес пер за кусочек хлеба? — фыркнул правдолюбец, скрестив руки на груди. — Лучше не ври, малой, я тебя насквозь вижу.

— А я и не вру… — мальчишка вжал голову в плечи и совсем скукожился. — А вы все эти, да? — он боязливо кивнул в сторону Сиины. — Порченые?

— Так и знал! — выпалил Марх, подскочив. — Ясно вам, зачем он сюда поперся? Дорожку заприметить, а потом провести сюда его «этих», чтобы они нам бошки посрубали!

— А чего и нет-то?! Чего и нет?! — выпалил вдруг мальчишка. — Когда деньга в руку идет, какой дурак не возьмет-то?! А ты б не взял? А ты знаешь, сколько бошки ваши стоят? Знаешь? Мне на одну можно трид жить! Трид! Расплодились тут, как тараканы! Кому вы нужны, уродцы этакие? — Он сплюнул на пол и зло зыркнул на остальных.

Яни, только что вручившая кружку бледному Астре, подошла к мальчишке и без лишних слов бахнула его по лбу железным ковшом.

— Дурак, — сердито сказала она. — Ты теперь будешь жить с нами, так что не ругайся тут, а то язык будет как у Марха. Бери тряпку и вытирай свои слюни. Сестра тут моет-моет, а ты плюешься. Убирай, давай!