Я принялся излагать ему свои соображения насчет Безликого и Кроссрейла, и с каждым словом они казались мне все менее убедительными. Однако Найтингейл решил, что проверить все же стоит.
– Хотя бы для того, – сказал он, – чтобы исключить такую возможность.
Тут нас прервал очень молодой темнокожий ординатор с короткими толстыми пальцами и бирмингемским акцентом. Он в очередной раз померил мне давление и взял анализ крови. Я спросил про доктора Валида и выяснил, что, поскольку моя жизнь вне опасности, он уехал вчера вечером в Шотландию.
– Просто чудо, что вы избежали травм, – сказал ординатор. – Но доктор велел оставаться здесь до завтра, вас еще надо понаблюдать. Вы переохладились, так что должны отдыхать, отогреваться и пить много жидкости.
Я заверил его, что так и собираюсь поступить, и он, удовлетворенный, вышел из палаты. Найтингейл сказал, что у меня усталый вид и что он тоже оставляет меня в покое. Я пожаловался, что скучно, и он, выдав мне «Дейли телеграф», предложил поразгадывать кроссворд. Сработало: через пятнадцать минут я бессильно шлепнул газетой по подушке.
– Двенадцать по вертикали, – сказала Тайберн. – Обязательство перед кем-то, четыре буквы.
Она стояла в дверном проеме. На ней были коричневые брюки и белоснежный свитер из ангорской шерсти.
– Может, дадите прийти в себя? – попросил я. – А потом уж таскайте по инстанциям.
Тайберн вошла и чопорно уселась на самый краешек кровати. Оглядела палату, нахмурилась:
– Почему тебе никто не принес виноград?
– Сам удивляюсь, – ответил я. – А вы вот даже без цветов пришли.
– Вы действительно считаете, что в системе коллекторов живут люди?
– А вы?
– Я полагаю, такое возможно, – сказала она. – И если да, к этому вопросу надо подойти со всей ответственностью.
– И вы считаете, что справитесь с этим?
– Я богиня этого места, – напомнила леди Тай. – Кому же, как не мне?
Я, конечно, мог сказать, что мы с Найтингейлом держим все под контролем, но сомневался, что она в нынешней обстановке в это поверит.
Тайберн наклонилась ко мне и пристально посмотрела в глаза.
– И сколько, по-твоему, это может продолжаться? – спросила она. – Если в коллекторах действительно живут люди, не лучше ли помочь им влиться в нормальное общество?
– Начислить пенсии, выдать квартиры и отправить детей в школы? – уточнил я.
– Может быть, – кивнула она. – Или хотя бы как-то привести в порядок их нынешнее место жительства, обеспечить образование и квалифицированную медицинскую помощь. Им нужна поддержка. Или хотя бы возможность выбора.
– Это если там и вправду люди, – заметил я.
– Я лишь хочу, – вздохнула Тайберн, вставая, – чтобы ты хоть немного об этом задумался.
Я досадливо застонал, и она вышла. Очень хотелось есть, и я как раз подумывал спуститься вниз, найти чего-нибудь пожевать. И тут пришли мои родители. Принесли тройную порцию риса по-нигерийски, острую говядину и – о, счастье! – два пластиковых контейнера свежепожаренных бананов. Мама тревожилась из-за вспышки кишечной палочки, а будучи профессионалом, придерживалась определенного мнения о стандартах чистоты в больницах. Поэтому настрого запретила мне есть здешнюю еду. Как примерный сын, я послушно наелся до отвала и дал честное слово, что Рождество в любом случае буду встречать у тетушки Джо.
Почти кило риса по-нигерийски даже бегемота свалит с ног, поэтому, когда родители ушли, я лег в кровать и сразу задремал. А когда снова открыл глаза, увидел, как Закари Палмер лезет в мой контейнер с бананами.
– Эй!
Он шлепнул обратно банан и расплылся в улыбке.
– Твоя мама офигительно готовит! Полный отпад!
– А ну отдай, мерзкий воришка! Это мое! – сказал я, отбирая у него контейнер. Ничуть не смутившись, Зак переключился на фрукты. Водолазка на нем была чистая, на рукавах до сих пор виднелись острые складки. Такие остаются только после утюга Молли.
– Ты что тут забыл? – спросил я.
– Ну как: пришел убедиться, что ты в порядке.
– Мило, – хмыкнул я.
– Не моя идея, ты ж понимаешь, но он малость беспокоится, – сказал Зак.
– Он? Кто это «он»?
Зак застыл, не донеся до рта мандариновую дольку.
– Э-э-э… я сказал «он»?
– Сказал, – кивнул я.
– А… а можно все-таки немножко бананов?
– Нет, нельзя, – сказал я, покрепче сжимая контейнер.
– Ну и ладно. Бывай тогда! – улыбнулся он. Бросился к двери и был таков.
В жизни есть моменты, когда ты должен что-то сделать, хотя знаешь, что это будет неприятно, больно или унизительно. А то и все вместе. Пойти, например, к зубному, первый раз пригласить девушку на свидание, субботним вечером разогнать чересчур буйный мальчишник у бара «Румба». Или, как вот сейчас, бежать за подозреваемым, путаясь в длинной больничной рубашке с вырезом на спине.
Я помчался прямо к лестнице: Зак либо рванул к лифтам, и там я его прищучу, либо тоже к лестнице, и тогда он окажется точно передо мной. Но, форсировав несколько тяжелых пожарных дверей и оказавшись на лестничной площадке, я его не обнаружил. И поскакал вниз, перепрыгивая через три ступеньки. Остановился только на пару секунд – проораться, когда больно ударился пальцем.