Шепот под землей

– Стивен, – поправил Зак. – Он не любит, когда его называют Стивом.

– Твой приятель Стивен из Пекхэма, – кивнул я. – Как давно ты его знаешь?

– С детства, – ответил Зак.

Я заглянул в блокнот.

– С того времени, когда жил в приюте Святого Марка? – уточнил я.

– Да, так уж получилось.

– А он у нас находится в Ноттинг-Хилле, – заметил я, – меньше чем в пяти минутах ходьбы от дома Джеймса Галлахера. Далековато от Пекхэма, не находишь?

– Ну, не сидеть же на месте, – невозмутимо ответил Зак, – есть же бесплатные автобусы и все такое.

– Значит, вы вместе тусили?

– Тусили? Да, было дело. Еще частенько отрывались. А бывало, что и зависали где-нибудь.

– Где-нибудь в твоих краях? – уточнил я. – На Портобелло, в районе Лэдброк-Гроув?

– Ну, на рынке же всегда есть какая-то движуха, – ответил Зак. – А Стивен – он, знаешь, слегка повернут на искусстве. И вот мы там подрабатывали: ну, поручения разные выполняли, еще всякую всячину делали.

– А сам он каким-то искусством увлекался? – спросил я.

– Ну, руки у него растут откуда надо, – ответил Зак.

И как-то он так это сказал, что я заинтересовался: почему он так старательно обходит тему искусства?

– Может быть, гончарным делом?

Зак как-то замялся – явно подбирал слова. Но ответить не успел: вошла Лесли с подносом, на котором стояли кофе, горячий шоколад и тарелка с печеньем. К сожалению, эта часть допроса была заранее прописана в плане и импровизации не допускались. Поэтому вместо того, чтобы выжать из Зака ответ, я пометил в блокноте: Стивен – керамика? – мотив?

Лесли, доложившись магнитофону, наклонилась ко мне и прошептала на ухо:

– Тут самый отвратный кофе во всей столичной полиции.

Я многозначительно глянул на Зака.

– Да? Надо же, как интересно.

Вид у него был равнодушный, но слегка настороженный.

– Так, говоришь, у твоего приятеля есть пистолет? – продолжал я.

– У него был пистолет, – возразил Зак, – а теперь он его, наверно, уже выкинул.

– На «Окфорд-серкус» у него пистолета уже не было, – заметил я.

– Я же говорю – выкинул.

– Не выкидывал он его, – покачала головой Лесли. – Ни в поезде, ни на путях – вообще нигде. Мы не нашли никакого оружия на всем отрезке пути от лестницы на Холланд-парк до станции «Оксфорд-серкус». Хотя очень хорошо искали.

– И вот, понимаешь, какая странная штука, – сказал я, – в меня-то стреляли не из «Глока». В меня стреляли из пистолета-пулемета «Стэн». Отличить одно от другого очень легко, можешь мне поверить.

– Да, особенно если провести баллистическую экспертизу, – добавила Лесли.

– Значит, их было как минимум двое, – заключил я, отхлебывая кофе. Он и вправду оказался мерзким. – Бледномордых типов в толстовках с капюшонами. И почему-то мне кажется, что ни один из них не родился в Пекхэме. А, Зак?

– Они родные братья, – сказал Зак.

Его упорство вызывало уважение. Но значения не имело, ибо ложь на допросе может оказаться столь же полезной, как и правда. Это потому, что всякая качественная ложь непременно содержит толику правды, способную, по мнению лжеца, помочь ему выйти сухим из воды. Правда постепенно накапливается: гораздо проще помнить ее, чем придуманные объяснения. И она, в отличие от лжи, от ответа к ответу не меняется. Поэтому надо просто перефразировать один и тот же вопрос, пока не получится четко выделить правду из лжи. Вот почему «содействие полиции в расследовании преступления» может отнять целый день. Это в лучшем случае.

– Они из народа фей? – спросила Лесли.

Зак нервно зыркнул на магнитофон, потом на камеру.

– Вам точно можно про это говорить?

– Так они из фей или нет? – переспросил я.

– Слушайте, вообще это слово употребляете только вы, – заметил Зак. – У нас никто так не говорит – если, конечно, не хочет лишиться зубов.

– Но ты говорил, твой отец был фейри, – напомнил я.

– Ну, был.

– А Реки говорят, ты наполовину гоблин.

– Вот знаете, ничо не хотел плохого сказать, но эти Реки – просто кучка надутых сук, возомнивших о себе невесть что!

На последних словах Зак слегка повысил голос.

Наконец-то, подумал я, зацепило.

– А твой друг Стивен – он гоблин? – спросила Лесли.

– Не стоит обзывать гоблинами кого попало, раз не знаешь, что это значит, – заметил Зак. Он снова говорил как обычно – простовато-беспечным тоном, но я расслышал тщательно скрываемое напряжение. Вдобавок он нервно забарабанил пальцами по столу.

– А как же нам их тогда называть? – поинтересовалась Лесли.

– Вам, – сказал Зак, наставив на нас палец, – вообще никак не надо. А что вам надо, так это оставить их в покое.

– Один из них стрелял в меня, – возразил я, – из пистолета-пулемета, а второй пытался меня закопать. Прямо, мать его, в землю, Зак, и оставить там подыхать. Черта с два я их оставлю в покое, вот что я тебе скажу.

– Они просто защищали… – начал Зак и осекся.

– Что защищали?

– Себя, – сказал он. – Ты исааковец, и мы много о тебе слышали. Знаем, что будет, если ты окажешься не в то время не в том месте.

Значит, точно фейри, подумал я.

– Так кого они защищали? – повторил я вопрос.

– Себя.

Врет и не краснеет.

– А как зовут его брата?

Пауза.

– Маркус.

Снова врет.