– Ты знаешь, как мы живем с Грейс, но я ничего не могу поделать. Она хуже ребенка; совершенно беспомощна.
– Но когда-то ты ведь любил ее.
– Сейчас, когда я гляжу на нее, мне трудно вспомнить, что я тогда чувствовал. Когда я ее встретил, она была чарующе красива – я, во всяком случае, был очарован. К моменту нашей встречи она уже овдовела. Мы поженились и лет пять после этого неплохо жили в маленьком доме в Кенсингтоне – мне нравилось в большом городе. Потом умер отец, и нам пришлось вернуться сюда. И как только я вернулся, то понял, что хочу остаться здесь до конца жизни.
– И она осталась с тобой.
– Это было не очень честно по отношению к ней; я поставил ее перед выбором: обеспеченная и спокойная жизнь здесь или борьба за существование в Лондоне.
– Но она же могла вернуться в театр. Он тихо засмеялся в темноте.
– Так ты слышала о великой актрисе. Играла она очень плохо – да и то маленькие роли в посредственных постановках.
– А богатый первый муж? Он опять засмеялся.
– Я вижу, Дина тебя здорово обработала. Это, впрочем, не ее вина. Грейс постоянно забивала ей голову всякой романтической чепухой. Ее мужем был такой же актер-неудачник. В день, когда родилась Дина, он напился и попал под автобус.
– Жаль, что это не послужило предостережением для Грейс.
– Конечно, но хватит говорить об обломках моей жизни. Расскажи мне о Джоне Ричарде Райдере. Я понимаю, что это эгоистично; глупо в моем положении ревновать…
– Ты знаешь его имя?
– Я ходил на его могилу. Знаешь, что я подумал? Я подумал, что лучше умереть, но быть тобою любимым, чем жить без твоей любви.
Ее глаза блестели в лунном свете.
– Мне было хорошо с ним, но теперь я понимаю, что никогда не любила его. Он был со мною счастлив; ему не нужно было больше, чем я могла дать.
Да и я бы, наверное, прожила с ним оставшуюся жизнь, считая себя счастливой; пока не встретила тебя, я не знала, что такое настоящая любовь.
Он обнял ее за плечи, они слились в долгом страстном поцелуе. Наконец он оторвался от нее и сказал:
– Ты должна уехать, мы не можем быть вместе; ради твоего собственного блага, Бетани, дорогая, уезжай отсюда. Ты молода и встретишь еще человека, который сможет на тебе жениться; не трать свою жизнь на меня – я не могу быть свободным.
Она обвила его шею руками и тихо сказала:
– Когда Дина вернется в школу, я поеду в Бод-мин и найду работу. – Бетани подняла на него глаза. – И ты будешь приезжать ко мне, когда сможешь.
– Неужели ты не понимаешь. Бет? Я люблю тебя, люблю больше, чем кого бы то ни было в моей жизни. Неужели я смогу приезжать к тебе на пару часов каждую среду и субботу, когда на самом деле мечтаю дать тебе дом и детей?
– У нас могут быть дети.
– Ты знаешь, как люди будут их называть. – Он взял ее лицо в ладони. – И если ты думаешь, что позволю обречь наших детей насмешкам, то сильно ошибаешься. Ты не можешь этого хотеть, Бет, – ты думаешь, это я хочу, чтобы было так.
– Какая разница, что будут думать другие люди – лишь бы мы были вместе, – сказала она прерывающимся от слез голосом.
– Ты сама будешь думать об этом и со временем это погубит нашу любовь.
– Что же нам делать?
– Не знаю, но я что-нибудь придумаю.
Первой мыслью Бетани, – когда она проснулась на следующее утро, была, что Адам, наверное, уже на пути в Лондон. Перед тем как расстаться с ней прошлой ночью, он сказал, что едет туда по делам и что поездка даст ему время все обдумать.
Восхитительное знание того, что он любит ее, переполняло сердце Бетани радостью. Она понимала, что должна бы чувствовать себя виноватой, но, с другой стороны, знала, что ничего она у Грейс не отбирает – это избавляло Бетани от мук совести.
Три дня его не будет дома. Три бесконечных дня. Уже к обеду Бетани затосковала о нем; трудно было поверить, что она впервые увидела его совсем недавно. Невозможно было представить, что с ней будет, если они разлучатся навсегда.
Бетани навестила выздоравливающую Дину, которую Эсме все же держала в постели до назначенного на завтра прихода доктора. Девочка бурно протестовала против ее нынешнего положения, жаловалась на скуку и требовала немедленно выпустить ее из кровати. Бетани оставила их с Эсме за бурной перепалкой, спустилась вниз и вышла из дома, направляясь к деревне.
Скоро она уже сидела на кухне в гостинице и пила поданный миссис Аркилл ароматный чай.
– А вы давно живете тут, в Сент-Моллите? – спросила Бетани.
– Всю жизнь.
– Так вы должны помнить первую миссис Трегаррик.
Миссис Аркилл мыла посуду. Ее руки были по локоть в пене.
– Ее-то? Конечно, помню. Она была из семьи Моретонов, что жили в Падстоу. Хорошая женщина; жили они дружно, но как Адам родился, она заболела и померла. А где-то через год его отец привел домой новую жену. Говорят – дочку богатого фермера. Она всегда была немного надутая – да и сейчас такая, я вам прямо скажу. Сам-то он плохо с ней обращался, это уж точно. Она как раз носила Тео, когда он привел в дом эту свою любовницу. До сих пор там живет, подумать только.
– Должно быть, ужасный был человек, – пробормотала Бетани.