Пух почувствовал, что он должен сказать что-нибудь полезное, но не мог придумать, что именно. И он решил вместо этого сделать что-нибудь полезное.
Когда Кантор предлагал его величеству помощь, он имел в виду именно то, что говорил. Он очень, видит небо, очень хотел чем-то помочь, и вовсе не из-за того, что был пьян, а из-за Жака. Какой бы там ни был этот парень трус, трепло и раздолбай, Кантор все же был обязан ему жизнью, о чем живо напомнил сеанс насильственных воспоминаний. Ведь мог и не тащить с собой, тем более что легко представить, какой это был подвиг для Жака, который от одного вида крови падает в обморок, как барышня. Но ведь вытащил. Причитал, плакал, отворачивался и закрывал глаза, но не бросил. И если после этого товарищ Кантор будет сидеть сложа руки и ждать, когда терпение и привязанность его величества дойдут до «критической точки», то… кто он после этого будет? Вот именно. Потому и мучила товарища Кантора жажда деятельности, желательно полезной, но если не получится, то хоть какой-нибудь. В особенности это проявлялось после некоторого количества спиртного, поскольку трезвый Кантор предпочитал держать свои стремления при себе и никому, кроме короля, их не демонстрировать.
В тот памятный день, когда их впервые почтил своим визитом посланник, нарваться на подвиги Кантору не удалось – он встретил в коридоре Флавиуса, отчего моментально протрезвел и надолго заткнулся. Хотя господин начальник не сказал ему ни слова и даже взглядом не выдал своего недовольства. Но день или два спустя у Элмара опять приключилось плохое настроение, и Кантору пришлось опять составлять компанию его расстроенному высочеству. И разумеется, как только они допились до полного забвения причины попойки, товарищ Кантор опять устремился срочно что-то делать для спасения Жака. Жажда деятельности у него по-прежнему носила абстрактный характер, объяснить Элмару и Ольге суть своих стремлений он не мог, так как помнил, что этого делать нельзя, а что-то этакое совершить все же хотелось, но что конкретно, он не знал…
Словом, господа собутыльники дружно решили, что дорогой Диего просто выпил больше чем следует и теперь варит воду, значит, ему пора спать. И столь же дружно уложили его спать, невзирая на протесты. Попробуйте эффективно протестовать, когда вашим оппонентом является пьяный принц-бастард Элмар…
Поскольку укладывание товарища Кантора в кроватку случилось чуть ли не среди дня, проснулся он в два часа ночи в состоянии, хорошо знакомом и весьма им нелюбимом. Похмелиться в комнате было нечем – когда это после Элмара что-то оставалось недопитым?! – поэтому Кантор, проклиная все на свете, тихонько сполз с кровати, стараясь не разбудить Ольгу, натянул штаны и сапоги, тщетно поискал в темноте рубашку, плюнул и пошел так. Вариантов было несколько: либо завалиться к королю, у которого всегда есть коньяк (если король еще не спит, то обязательно нальет), либо забрести к Мафею, который умеет лечить похмелье, либо навестить придворного мистика. Насколько его визит к кому бы то ни было уместен в два часа ночи, Кантор не особенно задумывался – еще бы, с такого-то похмелья! Единственное, о чем он был в состоянии думать, это о том, чтобы ровно держать голову. Боль вела себя так, словно она жидкость, налитая в пустую емкость, то бишь несчастную Канторову черепушку, – в состоянии неподвижности замирала и немного утихала, а стоило этой емкостью чуть-чуть качнуть, начинала плескаться и буйствовать.
Некоторое просветление в мозгах наступило после того, как его не пустили в королевские покои, причем стражники дружно посмотрели на ночного гостя как на идиота и синхронно постучали пальцами по лбам. Наезжать на них и учинять скандал Кантор не стал, так как из-за наступившего просветления понял, что ребята абсолютно правы. Кому, на фиг, нужны похмельные гости в два часа ночи, когда тут жена и все такое… Вот кретин, додумался же припереться… Да еще в таком виде… И к кому – к королю! Нет, чтобы он еще раз сел пить с Элмаром…
Кантор молча развернулся и поплелся к Мафею. Там, по крайней мере, стражников на дверях нет. А если Мафей спит, то его можно и разбудить ради такого случая. Все-таки они вроде как приятели. Только бы он был дома, а не на сеновале… Теперь осталось вспомнить, как же отсюда добраться до Северной башни, где помещались комнаты его высочества. Кажется, по большой лестнице обратно на третий, потом направо, и там должна быть еще лестница наверх… как они живут в этих дворцах? Хоть бы опять на Флавиуса не нарваться… Только Флавиуса и не хватает до полного… какого там зверька вспоминала в таких случаях Ольга?..