Шепот тьмы

Она вдруг почувствовала себя в высшей степени нелепой из-за того, что не узнала его сразу. Абсурдно, что она не узнала его с того самого первого момента в лифте. Смешно, что она потратила годы на бегство, бегство за ним в темноте только для того, чтобы столкнуться с ним при свете дня.

– Я скучала по тебе, – тихо сказала она, – когда тебя не стало. Разве это не глупо?

– Нет. – Он не стал уточнять, да она и не нуждалась в этом. Они оба провели целую жизнь, тоскуя по чему-то непонятному. А теперь они были здесь, и у нее было еще сто вопросов к нему. Тысяча. Они нахлынули все разом. Она не обращала на них внимания.

– Какова третья правда?

– Я убил своего брата. – Он закрыл глаза.

– Ты не убивал. – Она потянулась к нему и одумалась, пальцы вцепились в футболку. – Колтон, ты не убивал. Он утонул.

– Он утонул. Но это была моя вина. Когда я ушел под лед, он бросился за мной. Он даже не потратил время на то, чтобы снять все свое снаряжение. – Он открыл глаза, и в его взгляде была старая, унылая печаль. – Может быть, если бы я был прямо там, прямо на поверхности, он смог бы ухватиться за меня и вытащить.

– Ты не смог бы помочь, – сказала она. – Никто не выбирает тонуть.

Его улыбка не коснулась его глаз.

– Я умирал. Я чувствовал это. Боль прекратилась. Все погрузилось во тьму. Я больше не мог видеть даже солнца. А потом вода вокруг меня истончилась. Открылась дверь, и я прошел через нее. Я оставил своего брата умирать.

– Пока я не нашла тебя через неделю, – сказала Делейн, вспоминая.

– Для меня это была не неделя. – Он размял костяшки пальцев, словно растирая больное место. – Это было дольше. Это было бесконечно. Я тонул, снова и снова, мои легкие были полны льда. Умирал на повторе, пока время не потеряло всякий смысл. Оно остановилось. На дни. Годы. Вечность. Пока однажды это не прекратилось.

– Что случилось? Что изменилось? – У нее заболела грудь.

Он посмотрел на нее так, словно только сейчас понял, что разговаривал не с собой.

– Это уже четвертая правда, – заметил он.

– Так скажи мне четыре правды.

На этот раз его улыбка была искренней.

– Я увидел тебя, – сказал он. – Ты стояла передо мной с камешком в руке.

– Не пойми меня неправильно, – сказала Адья, как только Делейн наконец-то смогла собраться и прибыть в студенческий центр кампуса, – но ты выглядишь иначе.

– Как это иначе? – Она опустилась на свободный стул рядом с Маккензи, на ходу разматывая шарф.

– Это стрижка. – Маккензи потягивала шоколадное молоко через соломинку и оценивала ее, прищурив один глаз. – Могло быть и хуже, я думаю. По крайней мере, ты не сделала себе челку.

На другом конце стола Адья отложила вилку, раздражаясь.

– Дело не в стрижке. Лейн, когда я видела тебя в последний раз, ты выглядела так, будто готовилась играть роль «голодной викторианской вдовы» на осеннем празднике театрального факультета.

– Вообще-то, это обидно, – нахмурилась Делейн, доставая из сумки черствый круассан.

– Может быть, – сказала Адья. – Но это правда. Раньше ты была вся сжатая, бледная и потная, как будто тебя лихорадило.

– А сейчас? – Делейн отрывала куски круассана, ее аппетит пропал.

– Я не знаю. – Адья провела ногтями по алюминиевой банке своего напитка. – Сейчас ты как будто в высоком разрешении, а остальные застряли в низком.

Медленное движение крыльев начало трепетать в ее венах. Затем раздался голос, низкий и медленный: «Лепидоптерия распадается на части в своей куколке, прежде чем обрести окончательную форму».

Она подавила непрошеную дрожь, ее круассан был разорван пополам.

– Я думаю, Адья хочет сказать, – сказала Маккензи, глядя на хлеб на столе, – что ты выглядишь так, будто тебя поцеловали. И, честно говоря, слава богу. Это было утомительно – притворяться, что вы с Колтоном не встречаетесь.

– Я совсем не это имела в виду, Маккензи, – возмутилась в ответ Адья, – и ты это знаешь. Посмотри на нее. Посмотри.

Маккензи отставила свой напиток и посмотрела на Делейн, изучая ее сузившимся взглядом. Делейн положила маслянистую корку круассана на язык и оставила ее там, как крекер. Она чувствовала себя немного похожей на стеклянную куклу, выставленную на всеобщее обозрение.

– Не стекло, – сказал голос. – Алмаз.

– Прекрати, – выдохнула Делейн, прежде чем смогла остановить себя.

– Ладно, – сказала Маккензи и отвернулась. – Я просто делала то, что Адья велела мне сделать. В любом случае, по-моему, ты похожа на обычную Лейни. Хотя я поговорила с мамой о твоей проблеме.

Она сказала это так, будто Делейн испытывала легкое недомогание, а не так, будто ее грызло изнутри нечто, не имеющее имени.

– И что?

– Она не выглядела такой уж удивленной. Очевидно, ты не единственный человек, в которого что-то вселилось, и ей пришлось иметь с этим дело, что заставляет меня задуматься, о чем еще она мне не сказала. – Маккензи пожала плечами.

– Но что она сказала? Как мне от этого избавиться?