– Точно, – подтвердил Майк. – Как у грязных носков. И все так же выйдет, если мы захотим вернуть старое. Жизнь идет дальше, братишка. Все дальше и дальше, и только вперед. Позволь же нам обновить ее. Для тебя, для меня и для Мелины. Новое будущее.
Симон задумчиво вертел в руках книгу, размышляя над словами Майка.
– Я не хочу тебя потерять, – сказал он наконец. – И не хочу, чтобы ты меня когда-нибудь забыл, потому что другая жизнь стала для тебя важнее.
– Разумеется, нет, – сказал Майк и взял его за руку. – Это я тебе обещаю.
Они долго смотрели друг на друга, не говоря ни слова. Слова были не нужны, так как Симон понимал: на этот раз обещание брата не продержится долго. Такие обещания забываются, когда меняются обстоятельства жизни. Это было ему ясно.
Когда они поклялись в вечной верности друг другу, они были всего лишь мальчишками. Теперь они возмужали, и скоро им предстояло стать настоящими взрослыми. Их жизнь снова изменится, как и все, что представляло для них важность. Майк не мог ничего пообещать, не мог дать гарантию. Он хотел лишь утешить его сейчас, в этот момент. Обманутыми оказываются те, кто жаждет уверенности. Это больно, но так оно и есть.
Оба долго сидели рядом. Наконец Майк убрал руку с плеча Симона и поднялся.
– Думаю, лучше поставить машину обратно в мастерскую, пока никто не увидел, – сказал он, убирая вазу под скамейку. – И мне надо еще повидаться с Мелиной. Мы поссорились. Она сердится на меня, только ты на нее не сердись, ладно? Она такая! Мелина любит выражаться без обиняков. У нее не самые тонкие манеры, зато всегда понимаешь, что к чему.
Симон кивнул:
– Она в чем-то похожа на маму, не находишь?
– Надеюсь, что нет, – возразил Майк и подмигнул ему. – Иначе мне бы давно запретили смотреть телевизор и посадили бы под домашний арест.
– И заставили бы освободить квартиру от хлама.
Майк сделал вид, будто он до смерти испуган, и изобразил защищающийся жест:
– Ой, уборка! Наведение порядка! Мой кошмар!
В другой день Симон вволю посмеялся бы над ним. Но сейчас это вызвало у него лишь грустную улыбку. «Твой кошмар, – подумал он. – Что ты знаешь о кошмарах, мой старший брат?»
– Я все-таки хотел бы, чтобы ты не уезжал, – сказал он, когда Майк зашагал вверх по лестнице.
Шаги брата стихли. Желание осталось в подвале, вместе с Симоном.
42
Наступила ночь, еще более душная и давящая, чем предшествовавший ей день. Симону казалось, что спертый воздух комнаты для гостей сгустился. Три часа он в одних плавках пролежал без сна на кровати. События предыдущих дней разворачивались в памяти будто по спирали. Каро, отель, синий «Форд», видения, настигшие его, как только он сел в машину, Майк, Мелина, Гейдельберг. Гейдельберг… Ему казалось, что его подхватило и несет стремительное течение горной речки и каждая ветка, за которую он хватался в надежде спастись, с хрустом ломается. Между тем было уже около полуночи. Скоро зазвонит церковный колокол в Кессингене. Тишину прорежут двенадцать ударов.
Жара, словно свинец, сдавливала грудную клетку. О сне нечего было и думать. Он уже четырежды ходил в ванную, подставлял под холодную воду лицо, руки, ноги. Но охлаждающий эффект не длился долго, и скоро Симон, вспотев, снова направлялся в душ. Помимо всего, сквозь открытое окно он мог слышать Майка и Мелину. Они спорили, и это было слышно – окно их комнаты тоже было открыто. Когда синий «Форд» был водворен обратно в мастерскую, началась эта ругань – Симон то и дело слышал свое имя. Он не разбирал половину слов, но ссора точно разгорелась из-за него, в этом он не сомневался.
Это было ужасно. Симон ненавидел скандалы, просто не выносил их. Но сегодня он сам сорвался на крик – вспоминать об этом было неприятно. Даже больно. Обычно он себе не позволял такого. Только бы они поскорее прекратили! Ссора никогда не решает проблему. Напротив, создает еще больше проблем. Он не хотел это слушать. Не хотел, и все! И даже зажал уши руками. Но когда руки уставали и он убирал их, громкие, раздраженные голоса Майка и Мелины снова донимали его.
Глазами, полными слез, он смотрел в потолок. В лунном свете ветви растущей под окном вишни ложились на него длинными причудливыми тенями. От ночного ветра тени эти плясали над Симоном, словно вырезанные исполинскими ножницами черные бумажные фигуры, и это выглядело пугающе. Он вспоминал проведенные в клинике ночи. Там ему тоже доводилось сражаться с бессонницей. Леннард в своем углу храпел или вел беседы с мертвыми. Иногда он разговаривал и с Симоном, если замечал, что сосед не спит.
В дверь тихо постучали, Симон быстро уселся на постели.
– Что случилось, Тилия?
Снаружи послышался тихий шепот:
– Симон…
– Ты можешь войти.
Наступила пауза, потом ручка медленно повернулась, и так же медленно отворилась дверь. В коридоре было темно, и Симон мог разглядеть лишь тень, силуэт, проскользнувший к нему в комнату. На его тетку эта тень не походила. Это был кто-то другой.
– Кто здесь?
Тень, бесшумно затворив дверь, замерла посреди комнаты. Кем бы ни был вошедший, он молчал. Симон постарался разглядеть, кто это, но было слишком темно.